Эдуард Володарский - Вольф Мессинг. Видевший сквозь время

– Откуда ты знаешь, Аида. Сергей Михайлович говорил…

– Я знаю, – властно перебила Аида Михайловна. – И я хочу умереть дома…

– Что ты говоришь, Аида…

– Не надо, Вольф. Лучше читай…

Он сошел с троллейбуса и медленно, прихрамывая, двинулся вниз по улице Горького… По тротуару густо текли прохожие… толкались, обгоняли друг друга и почти не смотрели по сторонам. Яркими огнями светились витрины магазинов. Мессинг медленно дошел до Елисеевского, с трудом открыл тяжеленную дверь.

В гастрономе – огромное количество прилавков и к каждому тянулись очереди покупателей. Стоял слитный гул голосов и шарканья ног по мраморным плитам. Ослепительно сияли хрустальные люстры на высоком потолке с красочной лепниной. Мессинг медленно подошел к гастрономической витрине. За стеклом теснились рыбные деликатесы – осетрина и скумбрия горячего и холодного копчения, балык, пирамидки консервных банок – печень трески, частик в масле и томатном соусе, шпроты. Отдельно располагалась пирамида больших и маленьких банок с черной икрой.

Вольф Григорьевич встал в очередь и медленно двигался к продавцу, продолжая смотреть на банки с черной икрой. Потом достал из кармана пиджака несколько сложенных пополам мелких денежных купюр, поморщился и убрал деньги обратно в карман.

Наконец подошла его очередь, и продавщица вопросительно посмотрела на Мессинга. Обычная женщина – средних лет в темном крепдешиновом платье с вырезом и белом переднике поверх платья. Мессинг внимательно взглянул ей в глаза, словно притягивая к себе. Женщина взяла с витрины две банки черной икры, завернула их в бумагу, потом взяла батон колбасы, потом большой кусок балыка, тоже завернула, потом отрезала большой кусок ветчины, отмотала связку сарделек, сложила в пакет несколько банок печени трески и пару банок шпрот. Гору свертков она придвинула поближе к Мессингу, глядя на него и не говоря ни слова. Тот достал из кармана пиджака сетчатую авоську, положил в нее свертки и медленно пошел от прилавка, мгновенно растворившись в толпе покупателей.

Вольф Григорьевич продвигался к дверям гастронома, ссутулившись и глядя перед собой остановившимися глазами. Вдруг резко повернулся и пошел обратно, сталкиваясь с идущими навстречу людьми. Он вернулся к прилавку, плечом отодвинул очередного покупателя и выложил из сетки два свертка – балык и колбасу. Так же быстро отошел от прилавка и стал энергично пробираться сквозь толпу, к дверям.

Продавщица растерянно смотрела на свертки с продуктами…

Когда он вышел из магазина, как раз подошел троллейбус, и Мессинг ринулся в толпу у остановки, пробиваясь к задним дверям…

…Он ворвался в квартиру, прошел, прихрамывая, на кухню, достал из кухонного стола нож-открывалку и осторожно вскрыл стеклянную баночку икры. Потом отрезал два ломтя от батона и стал аккуратно намазывать на хлеб толстый слой черной икры. Положил бутерброды на маленькую тарелочку и пошел в спальню.

Аида Михайловна спала, лежа на спине, и лицо ее было спокойным. Мессинг поставил тарелочку на тумбочку рядом с кроватью, сел на стул и взял в руки томик Ахматовой. Но не читать не стал, а сидел и смотрел на спящую жену.. На тарелочке чернели два бутерброда с икрой…

Врач Сергей Михайлович и Мессинг негромко разговаривали на кухне. На столе, сервированном сиротливо, по-мужски, – поджаренная картошка с колбасой и бутылка водки, уже наполовину пустая.

– Я тебе, Вольф Григорьевич, кто есть?

– Ну-у.. ты-ы… – задумавшись, тянул Мессинг и раскачивал головой над столом.

– Именно! Я – лучший онколог в нашей стране. – Врач назидательно поднял вверх палец.

– Бери выше… – мотнул головой Мессинг.

– Хочешь – бери выше, – согласился Сергей Михайлович. – Только я тебе совершенно авторитетно говорю – с такой онкологией живут долго… бывает, и больше десяти лет живут… так что, дорогой мой, рано ты отчаиваешься, рано… давай еще по одной, – врач посмотрел на часы. – А то за мной скоро машина придет.

– А ты напрасно мне баки забиваешь или горбатого лепишь, уж не знаю, что тебе больше подходит?.. – спокойно сказал Мессинг, разливая водку по рюмкам.

– Что-что? – нахмурился Сергей Михайлович. – Откуда у тебя этот позорный жаргон, как у фраера, который трется вокруг честных воров?

– От тебя набрался… – усмехнулся Мессинг.

Сергей Михайлович рассмеялся, потом сразу посерьезнел и взял рюмку:

– Я сейчас серьезно говорю, Вольф Григорьевич, с такой опухолью живут по много лет… Приезжай, в больнице я тебе покажу истории болезней…

– Ты забываешь, с кем ты имеешь дело, Сергей Михайлович. Я хоть теперь и не выступаю, но я – по-прежнему Вольф Мессинг. И меня надуть нельзя… – Он посмотрел на врача страшными черными глазами. – Она умрет 2 августа, в шесть часов вечера…

Врач вздрогнул, и водка из рюмки расплескалась на стол. Он медленно поставил рюмку, пробормотал, уведя взгляд в сторону:

– Извини, я действительно все время забываю, с кем имею дело… Хотя, случается, что и живут довольно долго. И подобные истории болезней у меня действительно есть…

– Не надо, Сергей Михайлович, – сморщился Мессинг. – Давай лучше выпьем и помолчим… Я тебе страшно благодарен, что ты приезжаешь и торчишь тут со мной целые вечера…

Он смотрел на лежащую в кровати Аиду Михайловну, на ее мертвенно-бледное лицо, закрытые глаза, и вдруг вновь молния осветила память. Мессинг вздрогнул и медленно согнулся на стуле, опустил голову, потер пальцами виски и тихо застонал.

…А коварная память услужливо высветила лицо Лауры, дочки аргентинского миллионера-скотопромышленника сеньора Ферейры… Они с Лаурой ушли далеко в саванну, и высокая трава почти по пояс закрывала их. Они держали в руках бокалы с вином и смотрели друг на друга…

– Вы умеете видеть сквозь время… свое будущее вы тоже видите?

– Никогда не думаю о своем будущем, – он встретил ее взгляд. – Не получается.

– И что же вы могли бы сказать о моем будущем?

– Нет, Лаура, нет… – твердо выговорил Мессинг. – Я не буду говорить о вашем будущем. Не могу. Я ничего не вижу. – И Мессинг повернулся, медленно пошел обратно к столам, где громко переговаривались и смеялись участники пикника.

Лаура смотрела ему вслед, и слезы туманили ее взгляд. Тонкие длинные пальцы с силой стиснули бокал, и стекло лопнуло, осколки врезались в руку, выступила и потекла кровь. Но Лаура, не чувствуя боли, продолжала глядеть в спину уходящему Мессингу.

И вдруг он повернулся и пошел обратно к Лауре. И она ждала его, смотрела расширившимися глазами, блестевшими от слез счастья. Мессинг подошел и обнял ее, прижал к себе и стал целовать в губы. Ее окровавленные руки обвили его шею, пальцы коснулись щеки, оставляя кровавый след…