Эдуард Володарский - Вольф Мессинг. Видевший сквозь время

…Мессинг застонал глухо, встал и вышел из спальни. Он сел в темной кухне, сгорбился, уперев локти в колени и тихо заплакал, стиснув голову ладонями.

…А память вновь ярко осветила те давно ушедшие времена… Он знал, что спит в спальне у себя в гостиничном номере, и одновременно отчетливо видел Лауру… Вот она приезжает в автомобиле в свой замок… вот поднимается по широкой лестнице, и ее встречает отец, что-то говорит ей, но Лаура его не слушает… Она рукой отстраняет отца, проходит мимо горничной, мимо двух слуг в белых куртках и идет по широкому холлу.. Вот она входит в свою спальню… Огромная кровать под широким шелковым балдахином, смятая простыня лежит на полу..

Лаура оглядывает спальню рассеянным взглядом, медленно подходит к туалетному столику с большим, в бронзовой оправе зеркалом, медленно выдвигает один из ящичков – вороненым стволом блестит кольт. Лаура берет его, медленно проворачивает барабан… Смотрит на себя в зеркало… и медленно подносит кольт к груди… упирает ствол в грудь напротив сердца… громко звучит выстрел…

…Мессинг вздрогнул и резко выпрямился. В мокром после дождя окне маячило оранжевое солнце Мессинг платком утер слезы, шумно высморкался и посмотрел на деревянные часы-ходики с виде избенки с круглым окошком для кукушки.

Часы показывали без трех минут шесть, и на отрывном календарике, висевшем рядом с часами, значилось 2 августа 1960 года.

Мессинг, прихрамывая, тяжелыми шаркающими шагами прошел в спальню.

Аида Михайловна лежала в кровати на спине, вытянув руки вдоль тела, и глаза ее остекленело смотрели в потолок. Мессинг тяжело подошел к кровати, рухнул на колени и долго смотрел на лицо жены, потом медленно закрыл ее черные остановившиеся глаза, положил голову ей на грудь, обнял ее и застыл, прижавшись лицом… И в это время протяжно зазвонил телефон…

Пенящиеся воды Атлантики… Карибское море… Карта, на которой показано расположение острова Куба… Лозунг «Куба – остров Свободы».

В море американские авианосцы и эсминцы, на мачтах развевается звездно-полосатый флаг… На палубы авианосцев садятся самолеты и тут же взлетают новые… Выступает Фидель Кастро… Голос диктора сообщает: американская авиация обнаружила, что на Кубе русские оборудовали пусковые установки для советских ракет. Никогда еще так близко от американских границ не находился враг. Америка охвачена страшной паникой. Президент Кеннеди потребовал от правительства СССР немедленно демонтировать пусковые установки и убрать ракеты с Кубы. Правительство Советского Союза ответило отказом.

…Джон Кеннеди отдает приказ о блокаде Кубы. Это означает, что все суда идущие на остров Свободы, будут заворачиваться. Особенно – корабли СССР и стран Варшавского договора. Первый секретарь компартии и руководитель Советского Союза Никита Сергеевич Хрущев в своем заявлении сказал, что Советский Союз в случае нападения на его корабли, следующие на Кубу, ответит адекватным ударом, вплоть до применения ядерного оружия.

На многих улицах Нью-Йорка толпы людей стоят перед громадными телевизионными щитами, на которых бегущей строкой сообщают последние новости. Толпа напряженно читает сообщения, и вдруг раздается истеричный женский крик:

– О боже! Это война! Это ядерная война!!

Заседание Политбюро КПСС. С гневной речью выступает Хрущев. Затем говорит Громыко, следом за ним высказываются Устинов и Суслов… Диктор говорит что сложившаяся по вине американского президента и его администрации напряженная обстановка обсуждалась на Политбюро КПСС. Наглые притязания американских империалистов были отвергнуты…

В кабинете Хрущева за длинным столом собрались Суслов, Брежнев, Устинов, Семичастный и Микоян. Хрущев сидел во главе. Он был без пиджака, только в своей любимой рубахе с украинской вышивкой.

– Полагаю, пока никаких кораблей, ни военных, ни торговых, на Кубу направлять не следует, – глуховатым голосом докладывал Устинов. – В ГДР, Венгрии и Польше наши войска приведены в полную боевую готовность. Танки заправлены горючим полностью.

– Сколько? – спросил Хрущев.

– Все танковые дивизии в ГДР, в Венгрии, пять танковых дивизий в Польше. Во всех странах Варшавского блока мы привели в состояние полной боевой готовности сорок семь танковых дивизий, авиацию, все ракетные подразделения и артиллерию… Мы готовы. Никита Сергеевич, но…

– Что «но»?

– Не хотелось бы… Думаю, следует подождать…

– Мы приготовились, и они, я уверен, тоже приготовились. Какие шаги они сейчас могут предпринять? – Хрущев посмотрел на Громыко.

– Вопрос поставлен в Совете Безопасности ООН. Обсуждение назначено на пятнадцатое.

– Сегодня десятое. А если они начнут раньше?

– Думаю, начать первыми они не решатся… – неуверенно возразил Брежнев.

– Спровоцировать удар ничего не стоит, – проговорил Хрущев. – Что, нам их повадки неизвестны, что ли? Что, войны боимся?

– Ядерной войны, Никита Сергеич… – напряженно уточнил Устинов.

– Ты прямо как Кеннеди заговорил! – набычился первый секретарь. – Не будет никакой ядерной войны. Не решатся они на это!

– А если решатся? – вдруг спросил молчавший до сих пор Суслов.

Наступила тягостная тишина.

– Вот и задачка… решатся или не решатся? – пробормотал Брежнев. – В Вашингтоне сейчас, уверен, о том же думают.

– Могут решиться, – сказал Микоян. – Кеннеди – мужик решительный. И ястребы на него давить будут вовсю.

– Нет, думаю, не решатся, – покачал головой Семичастный. – Мы с Кубы их с гарантией достанем… в самые жизненно важные точки.

– Судьба мира решается, а мы… – грохнул кулаком по столу Хрущев. – Народ не простит нам ошибки!

– А что делать остается? Разве что на кофейной гуще гадать? – пожал плечами Микоян. – Да и то гадалка нужна – сами не поймем ни хрена…

– Зачем на кофейной гуще? Зачем гадалка? – вдруг встрепенулся Никита Сергеевич и нажал кнопку на селекторе. – Николай Федорович, зайди-ка…

Через секунду в кабинет вошел помощник первого секретаря, мужчина средних лет в темно-сером костюме, и остановился в нескольких шагах от стола в выжидательной позе.

– Слышь, Николай Федорыч, этот… Мессинг… нуда, Вольф Мессинг… живой он еще, не слышал?

– Не слышал… – растерянно ответил помощник.

– Быстро узнай, где этот Мессинг и что с ним. Если жив и здоров, ко мне его немедленно, – приказал Хрущев.

Николай Федорович кивнул и вышел из кабинета.

– Слышали про такого? – спросил Хрущев, когда дверь за ним закрылась.

– И зачем он тебе нужен, Никита Сергеевич? – спросил Семичастный.

– Ты же про него все знаешь.

– Да знаю. Про него и знать-то нечего. Жену схоронил. Не работает. Наверное, мемуары пишет. Что ему еще делать остается? – перечислил Семичастный.