Кальман Шандор - Позорный столб (Белый август)

— Я думал, ты не придешь! — встретил его торговец посудой Янош Иловский. — Здесь уже происходят великие дела, дружище!

Эрцгерцог Иосиф, глава венгерской ветви династии Габсбургов, примерно полчаса назад прибыл из Алчута в будайскую квартиру дантиста д-ра Дежё Вейна.

Войдя в просторную приемную, он сказал:

— Доброе утро, господа!

По внешнему виду нельзя было сказать, что эрцгерцог страдает старческим склерозом. Его сопровождал капитан Тивадар Фаркаш, секретарь военного министра Йожефа Хаубриха. Капитан привез эрцгерцога в Будапешт в большой черной машине военного министерства, на которой были установлены пулеметы.

С эрцгерцога сняли дорожный плащ, шапку и очки. Он уселся в кресло. Господа стояли. Эрцгерцог, которому было около пятидесяти, имел цветущий вид. Первое, что сделал эрцгерцог, это выпил рюмку абсента.

— Где Якаб Блейер? — спросил он затем.

— Он ждет в отеле «Бристоль», ваше высочество, — ответил генерал Шнецер.

Эрцгерцог кивнул с приветливой улыбкой.

— Прекрасно, — сказал он.

Собственно говоря, ему следовало прибыть сюда еще накануне вечером, но он не мог на это решиться.

— А вдруг арестуют? — неуверенно спросил он вечером капитана Фаркаша.

Капитан заверил его, что на это у профсоюзного правительства едва ли будет время.

— Я отвечаю за вас головой, ваше высочество, — сказал он.

Всю свою жизнь эрцгерцог боялся риска. Так по крайней мере истолковывали его относительную непопулярность как полководца. Если считать и утонувших, то в течение ряда лет нерешительный эрцгерцог, будучи командующим армейской группой на итальянском фронте, скажем у Добердо, без всякой надобности послал на верную смерть всего лишь пятьдесят тысяч солдат. Другие же командующие армиями, причем гораздо более скромного происхождения, как, скажем, генерал-полковник Данкл, Светозар Бороевич или генерал артиллерии Потиорек, загубили в несколько раз больше солдат. Однако это отнюдь не удручало Иосифа, который по природе своей был сибарит. И поскольку он не мог по указанным выше причинам похвастаться полководческими успехами, пресса австро-венгерской монархии в виде компенсации наделила его прозвищем «любимец солдат».

По единодушному утверждению прессы, — за достоверность этого можно так же поручиться, как за оперативные сводки австрийского генерального штаба! — благодарные солдаты никогда не называли его иначе, как «отец наш Йожеф», и только со слезами на глазах. Облаченные в форму ополченцев более пожилые, чем он, будапештские официанты и те не называли его по-иному! Даже какой-то солдат, получивший ранение в живот, так назвал его однажды в полевом лазарете…

В соседней комнате, в зубоврачебном кабинете, пропитанном запахом эфира, зазвонил телефон. Д-р Вейн поднял трубку.

— Шнецера! — раздался чей-то голос.

— Кто просит? — начальственным тоном спросил д-р Вейн.

Впрочем, он прекрасно знал, что на другом конце провода находится пожелтевший от зависти д-р Андраш Чиллери, тоже будайский дантист. Один из вожаков гражданской группы контрреволюционного путча, Чиллери, настойчиво добивался, чтобы по прибытии в Будапешт, до того, как из «Бристоля» поступит сообщение: «Апартаменты приготовлены, воздух чист!», эрцгерцог остановился именно у него; ведь это у него в Буде была просторная квартира с тремя выходами и двумя личными телефонами, а не у его конкурента Вейна.

Генералу Шнецеру он сказал всего несколько слов. Он звонил из «Бристоля». Воздух чист! То же самое повторили в трубку владелец машиностроительного завода в Матяшфёльде Иштван Фридрих и профессор д-р Якаб Блейер.

— Все в порядке, — доложил генерал Шнецер эрцгерцогу Иосифу. — Они ждут. Нам пора, ваше высочество.

Эрцгерцогу хотелось выпить еще рюмку абсента, но он постеснялся. Сейчас он был немного бледен. Ему помогли надеть плащ, шапку и очки. В передней супруга дантиста сделала ему реверанс. Они спустились по лестнице, уселись в большой автомобиль; слева сел генерал Шнецер, эрцгерцог откинулся на спинку сиденья.

«Я дома», — думал эрцгерцог. Правда, ему было не по себе, он ощущал какую-то тяжесть в желудке, пока автомобиль катил над серебристыми водами Дуная по красивейшему мосту Эржебет, единственный пролет которого перекинулся с берега на берег.

Итак, эрцгерцог прибыл домой. Вот он, Дунай, во всей красе раскинувшийся перед его глазами! Одно усилие — и он вновь в своих владениях, в будайском дворце, в замках — алчутском, тиханьском, киштаполчаньском, и на Холме Роз, и в своих поместьях; впрочем, он был отнюдь не самым богатым эрцгерцогом в Венгрии, не то что его родственник Фридрих, угодья которого составляли не менее ста тысяч хольдов.

Правда, 28 октября 1918 года, в тот зловещий осенний вечер, он тоже оказался дома, к тому же в качестве «homo regius» — доверенного лица короля, которому было поручено наметить кандидатуру на пост премьер-министра Венгрии. В тот вечер он неожиданно заболел, по мнению его врача, кишечным заболеванием. Какая-то толпа двигалась в то время из Пешта в Буду, и почему-то часть людей во главе с владельцем машиностроительного завода в Матяшфёльде Иштваном Фридрихом под сенью трехцветных национальных знамен устремилась к нему. Жаль, что из-за болезни он не смог принять соответствующие меры. Жандармерия, заградившая Цепной мост, дала по толпе несколько залпов. На другой день, почувствовав себя лучше, он уже мог заниматься делами и назначил графа Яноша Хадика премьер-министром. К сожалению, новоявленный премьер не предотвратил крушения монархии. Спустя несколько дней он, эрцгерцог, уже настолько поправился — какой отвратительный был у него понос! — что поспешил в муниципалитет Будапешта, присягнул национальному совету, возглавившему октябрьскую революцию в Венгрии, и, проявив известное проворство, присвоил себе — по названию своего поместья — демократично звучащее имя Йожеф Алчут. А 15 ноября в шесть часов пополудни — в это время он находился уже в абсолютном здравии! — в резиденции премьер-министра вместе со своим сыном принес присягу Венгерской республике. Больше с тех пор — что отнюдь не зависело от состояния его здоровья! — он присяг не приносил!

— Ваше высочество, мы прибыли! — воскликнул генерал Шнецер, когда машина остановилась перед отелем «Бристоль».

И вот он дома, в Будапеште, после того как напористый капитан Фаркаш полночи уговаривал его приехать сюда. Дома — всего лишь с одной рюмкой абсента в желудке и во главе контрреволюционного путча.

Почва, как видно, была подготовлена.

Майор Геза Папп и торговец посудой Янош Иловский еще 1 августа в одиннадцать часов ночи посетили итальянского подполковника Романелли, представлявшего державы Антанты. Они спросили его напрямик, что бы он сказал, если бы в Венгрии произошел контрреволюционный путч. Романелли любезно ответил, что он не примет к сведению подобное заявление. Они беседовали еще несколько минут; двое господ намекнули, что в любом случае рассчитывают на скромность подполковника. Романелли и на это ничего не ответил. Два смущенных визитера не спеша шли пешком домой по безлюдным улицам города. Навстречу им попался патруль. Майор Папп показал удостоверение командира Красной милиции, а Иловский предъявил пропуск, выданный ему Хаубрихом на право беспрепятственного хождения ночью по улице как сотруднику аппарата военного министерства.