Владимир Голяховский - Семья Берг

Философ Шпет перебил его:

— Да, да — когда берутся за топоры. Уже взялись, уже кругом террор. Возьмите хоть Троцкого. Когда он был журналистом на Балканской войне 1914 года, он в своих статьях возмущался злодействами, которые наблюдал. А теперь? — сам стал первым злодеем, приказывает казнить всех несогласных с ними. Недавно он подписал смертный приговор двадцати двум самым выдающимся русским врачам за то, что они якобы неправильно лечили раненых на войне. Все они — русские интеллигенты, патриоты. И нет никаких доказательств их ошибок. Насилу удалось их спасти, потому что Германия согласилась их принять. Смертную казнь заменили высылкой. Просто поразительно, как быстро все большевистские руководители из образованных интеллигентов превратились в злодеев и рвачей. Каждый из них перевел на свое имя в швейцарские банки миллионы. Говорят, семь миллионов украдены. А как ведут себя! Зиновьев, петроградский комиссар, тоже подписывает смертные приговоры и руки никому не подает.

Тарле подождал, потом продолжил:

— Да, это перерождение произошло почти мгновенно. Большевики не были готовы к власти: захватив ее, они растерялись и применили самый примитивный вариант правления — жестокость. Но русские мужики это потерпят-потерпят, а потом взорвутся. Вспомните, еще Пушкин писал в «Капитанской дочке»: «Не приведи бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!» Но, похоже, Бог не защитит нас от этого…

У Мартова была учительская манера развивать любую мысль дольше, чем это нужно собеседникам. Он опять вставил, продолжая горячиться:

— Так ведь и сам этот переворот оказался для них настолько неожиданным, что даже накануне у Ленина не было заготовленного списка лиц, включенных в правительство, и он не знал, какие должности им предстоит занимать. Говорят, он нервно расхаживал по залам Смольного дворца, ожидая, удастся ли сбросить министров Временного правительства. Слово «министр» казалось ему неподходящим для новой власти: оно пахнет царским режимом и может отпугнуть борцов за смену власти. Тогда Бонч-Бруевич предложил ему название «народный комиссар», сокращенно «нарком». Ленину это понравилось, и он тут же написал на листке бумаги короткий список первых наркомов, включив в него себя как председателя, свою жену Надежду Крупскую — наркомом просвещения, своего друга Бонч-Бруевича — тоже наркомом… а дальше было непонятно, кого туда еще вносить.

Бердяев подтвердил:

— Неудивительно, что большевики не были подготовлены. Ведь большинство их так называемых вождей провели последние годы в Европе и не видели Россию уже много лет. Ленин с Зиновьевым жили в Швейцарии, Троцкий тоже жил в разных странах. Я слышал, что он настолько разочаровался в идеях Ленина, что даже критиковал его в письмах к друзьям-меньшевикам. Всего за месяц до переворота его спросили в Швейцарии, в журналистском кафе, где он был завсегдатаем, скоро ли будет социалистическая революция в России, он с отчаянием ответил: никогда не будет. И буквально на следующей неделе сам умчался, чтобы руководить переворотом в Петрограде.

Разговор перекинулся на острую тему национальной принадлежности большевистской верхушки. Священник Семен Франк, в рясе, с крестом на груди, вставил:

— Помилуйте, ведь среди этих нехристей даже мало русских людей. Я не хочу задевать ничьих чувств, особенно наших уважаемых профессоров еврейского происхождения, но в большевистском руководстве преобладают евреи. Возьмем хоть Ленина — это же смесь отца-калмыка Ильи Ульянова, в котором была и чувашская кровь, и еврейки Марии Бланк. Ее деда звали Мойша Ицкович Бланк, он крестился и сделал своего сына Израиля Александром Дмитриевичем. Его дочерью и была Мария Александровна. А ее дедом с другой стороны был швед Иоганн Готлиб, переделанный в Ивана Федоровича Гросшопфа. Его жена Анна Беатта Эстедт стала Анной Карловной. Какой винегрет!

Социолог Питирим Сорокин добавил:

— Ну конечно: руководитель октябрьского восстания Лев Троцкий — еврей Лев Давидович Бронштейн. Когда он руководил петроградским переворотом, мы даже пустили шутку: раньше у нас была лейб-гвардия, а теперь гвардия Лейба. И друг Ленина Зиновьев — это Григорий Евсеевич Радомысльский, еврей, и Лев Каменев — это Лев Борисович Розенфельд, еврей. И Яков Свердлов — нижегородский еврей. Это он дал распоряжение расстрелять царскую семью. Боже мой! — разве можно было себе представить, что еврей распорядится жизнью Романовых?!

Лев Карсавин покачал головой:

— Да, и командир их петроградской гвардии Генрих Ягода — тоже нижегородский еврей. Но дело в том, что Ленин уже немолод и не очень здоров. Кто из этих евреев сменит его?

Ответил Шпет:

— Ну, среди них есть один грузин, по фамилии, кажется, Сталин; прежняя его грузинская фамилия — Джугашвили.

— Как вы сказали Сталин? Ну, этот не в счет. Ну, допустили временно, что Россией правят в основном евреи. Но невозможно, чтобы Россией правил грузин.

В 1917 году в Петроград возвратился после долгого пребывания в Европе великий пролетарский писатель Максим Горький. Вся русская интеллигенция зачитывалась его произведениями. В них звучал один набат — призыв к гуманизму, к любви и уважению между людьми. Его фраза: «Все — в человеке, все — для человека!» [4] Слова Сатина из пьесы «На дне», которую ставили в театрах всех развитых стран. обошла весь мир. Фактически Горький был первым в России всемирно признанным борцом за права человека. Он поддерживал революционное движение в России материально, давая деньги из своих громадных гонораров. Он даже вступил в партию большевиков, хотя номинально не соответствовал требованиям ее устава.

Горький познакомился и подружился с Лениным, когда тот был в эмиграции, и пригласил его к себе — пожить у него на острове Капри. Личность Ленина привлекала Горького как писателя. Но, как очень умный человек, он настороженно относился к его идеям мирового коммунизма и всемирной пролетарской революции. После отъезда Ленина, в 1907 году, он написал «Исповедь», в которой обозначил свои расхождения с большевиками.

Будучи патриотом России, он приехал обратно, и в годы страшной разрухи старался помогать интеллигенции, возглавив Петроградскую комиссию по улучшению быта ученых. Он организовал Дом писателей, Дом ученых, Дом искусств, чтобы материально поддержать людей. В частности, там выдавали продуктовые пайки и одежду, устраивали аукционы, собирали деньги и раздавали нуждавшимся. Но большевики стали выступать против. Комиссар изобразительных искусств Лунин возмущался:

— В этих домах происходит возрождение буржуазии! Посмотрите на их жен — как они красиво одеты. Посмотрите, какие картины они покупают. Эти люди ненавидят нас. Все эти Дома должны быть подчинены нам!