Владимир Голяховский - Семья Берг

— Вы тоже выглядите… — он слегка запнулся.

— Вы хотите сказать, что я тоже выгляжу возбуждающе, да? Благодарю за второй комплимент. Хотите, послушаем вместе очень интересное современное танго?

Подойдя к двери, она быстро ее заперла, повесила табличку «Закрыто на учет», поставила новую пластинку и грациозно пританцовывая, подошла к Павлу. Тот же хрипловатый голос пел:

Павел усмехнулся:

— Действительно, зачем нам ехать в далекую Аргентину, у нас здесь уже оживает свой буржуазный мирок.

Элина хитро заулыбалась:

— Хотите потанцевать? — и, не дожидаясь ответа, изящно положила ему руку на плечо, подхватила и повела по маленькой комнате. Павел никогда раньше танго не танцевал и неловко топтался, но обнимать ее тонкую талию, чувствовать под шелком молодое горячее тело было приятно. Элина взяла его руку и передвинула пониже, так что теперь он держал ее не за талию, а за упругую, полную ягодицу. Павел поражался и все краснел, а она как ни в чем не бывало склонила голову к нему на плечо, щекотала волосами и томно шептала прямо в ухо:

— Это танго как будто точно про меня. Только не верьте всему. Хотите, я вам что-то скажу? — она привстала на цыпочки, дотянулась до его уха и шепнула: — Я вовсе не такая чистая, как новая посуда, — на секунду отодвинулась, заглянула ему в глаза, потом вдруг совсем на нем повисла, обхватив ногами, и порывисто впилась в его губы влажным поцелуем. — Теперь ты понял?

Павел давно понял. Эпоха революции и Гражданской войны принесла ускорение во всем, а в отношениях между полами — тем более. Девке просто побаловаться хочется, а вовсе не свататься. Она за рукав потащила его по лестнице на второй этаж, и, поднимаясь за ней, он опять вспомнил, как тетка нахваливала ее невинность. В спальне она задыхающимся голосом приказала:

— Раздевай меня, я люблю, когда меня раздевает сильный мужчина.

Он собирался действовать решительно и, немедленно засунув одну руку под ее платье, хотел бросить девушку на постель, подмять ее под себя, но она вдруг резко его оттолкнула:

— Что за солдатская манера кидаться на женщину и насиловать ее? Не торопись, раздевай медленно, страстно. Надо привыкать к обхождению с городскими дамами.

На ней было такое тонкое и красивое белье с кружевами и вышивкой, о каком он даже не имел понятия. На трусиках спереди, как раз на лобковой части, был вышит Амур с луком и стрелой, направленной вниз, а на бюстгальтере — яркие розы. Он даже засмотрелся на подобное диво: и правда, такое сокровище нужно снимать бережно.

А она расстегивала уже его брюки: застежек-молний тогда еще не делали, и она методично расстегивала пуговицу за пуговицей, как бы невзначай касаясь Павла то тут, то там.

В искусстве любви Элина оказалась невероятно изощренной: вертясь во все стороны, изгибаясь змеей, то поворачиваясь спиной, то становясь на четвереньки, она стонала, водила по нему руками и шептала:

— Ой, какой он у тебя большой, какой большой. Ты мне нравишься, ты заслужил, ты заслужил еще кое-что. Я сделаю для тебя что-то такое, чего ты еще не знаешь, — и нежно ласкала его пенис руками, брала губами, гладила щеками — для Павла все это было слишком необычно.

Лежа рядом с ней, он никак не мог соединить в своем сознании еврейскую девушку, которую ему рекомендовали такой невинной, и эту откровенную многоопытную куртизанку.

— Слушай, откуда ты, еврейская девчонка, набралась всего этого?

— Тебе это удивительно? А что, еврейским женщинам нельзя заниматься свободной любовью? Вам можно, а нам нельзя, да? Чем женщины хуже мужчин? До приезда в Москву я была действительно невинна и чиста, «как новая посуда». И, глупая, думала, что так и надо, по традиции. А здесь всего понавидалась… Ты о Лиле Брик слышал?

— Нет. Кто она такая?

— Вся Москва ее знает. Она вроде как гражданская жена Маяковского. У них любовный треугольник: она, ее муж и любовник Маяковский.

— Тьфу ты! Любопытная история.

— Ты наивный. Эта Лиля тоже еврейка, ее фамилия была Коган. И тоже из провинции, как и я. А любовников у нее было — на руках и ногах пальцев не хватит! Это с тринадцати дет. На это нужны особые природные чары.

— И Маяковского она смогла очаровать?

— Еще как — он ей все поэмы посвящает. Я с ней дружу и учусь у нее, как надо жить. Я бы тебя с ней познакомила, но знаю, что тебя она у меня отобьет.

— Ну, я этим делом не так интересуюсь. А муж-то ее как на все это смотрит?

— Вот и видно, что ты отсталый элемент, загрубел в армии. Муж мужем, а в новую свободную эпоху должна процветать свободная любовь. Я слушала об этом выступления Александры Коллонтай и еще читала книгу Инессы Арманд. Они пропагандируют свободную любовь.

— Это кто такие? Я даже не слышал про них.

— Коллонтай была подругой Ленина в эмиграции в Швейцарии, говорят, он ее очень любил. Когда они оба вернулись из эмиграции, он сделал ее наркомом социального обеспечения в правительстве. Она очень красивая, эффектная, — и Элина вдруг рассмеялась: — Ты представляешь, может быть, там, в Швейцарии, она для него делала то же самое, что я только что делала для тебя? Говорят, Инесса Арманд тоже была его подругой. А Троцкий! Он такой безобразник в любви!

Культ Ленина не достиг еще степени обожествления, хотя дело постепенно шло к этому. И Павлу было странно слышать «принижение» его до уровня обычного человека. Нужна была большая смелость и, конечно, большая развращенность, чтобы вести о нем такие разговоры. Он примирительно сказал:

— Ну, про Ленина это ты напрасно.

— А что — он святой?

— Ну не святой, конечно, но он великий человек.

— Ну да, великий. Но все-таки человек же. Знаешь, сколько у него было любовниц? Коллонтай была, Елена Стасова, Инесса Арманд.

Павел усмехнулся:

— Все-то ты знаешь. Ты что, свечку держала?

— Свечку не держала, но ты посмотри на его жену Крупскую — сразу можно понять, что от такой страшной мымры сбежишь к красивой любовнице. И Маяковский в поэме «Ленин» писал о нем: «Знал он слабости, известные у нас…» Это про какие такие слабости он писал, а? И Маркс тоже говорил: «Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо».