Владимир Голяховский - Семья Берг

— Можно. Вот я ее и повесил получше, на свету. Ну, пойдемте, гражданин военный.

Перед Павлом предстало громадное, во всю стену, полотно, на нем все три богатыря — Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович верхом на конях. Павел остолбенел, рассматривая громадное полотно, переводил взгляд с одного богатыря на другого и пытался сравнить себя с молодым блондином справа.

— Вы, гражданин военный, почему хотели видеть эту картину?

— Дедушка, вот вы скажите — похож я на того, что справа? Меня в армии даже прозвали Алешей Поповичем. Похож или не похож?

Старичок удивился, обошел вокруг него, присмотрелся и кивнул:

— Да, действительно, вы похожи немного на Алешу Поповича.

— Значит, прав был Исайка Бабель.

— Какой это Исайка Бабель, не писатель ли, который «Конармию» написал?

— Он самый, мы вместе в Первой конной служили.

— Ах, вон оно что. Раз вы из Первой конной, тогда я хочу показать вам одно полотно. Меня интересует, что вы о нем скажете.

Про себя Павел подумал: «Какой интерес старику-сторожу, что я скажу про картины?»

Старик пошел впереди и повел его через залы. Павел оглядывался на картины и с удивлением видел, как попадавшиеся по дороге служители почтительно здоровались со старичком, а он всем приветливо отвечал. Подошли к двери с табличкой: «Константин Федорович Юон, академик живописи. Директор Государственной Третьяковской галереи». Провожатый вежливо пропустил гостя вперед. Тогда только Павел догадался, что перед ним был не сторож, а директор.

— Вы уж меня извините, что я вас за сторожа принял.

— А, пустяки, я и есть сторож — охраняю бесценное богатство нашей живописи. Вот, посмотрите, гражданин военный, прислали мне две новые картины и велели срочно вывесить в зале на самом виду. Одна называется «Тачанка», это работа художника Митрофана Грекова. Другая называется «Товарищ Сталин принимает парад Первой конной армии в феврале 1918 года». Что вы об этом думаете?

На первой картине была изображена мчащаяся в атаку тачанка с четверкой коней, вся в движении, в стремлении вперед; картина была настолько живой, что у Павла на мгновение возникло привычное ощущение, будто он сам на ней несется по степи.

— Очень хорошая картина, точная. Я ведь сам на таких тачанках воевал.

— Ну а что вы скажете про вторую?

На картине Сталин, изображенный вполоборота, в шинели и меховой шапке стоит на санях и отечески приветствует бойцов-конников. А они лихо скачут мимо него и радостно улыбаются своему отцу-командиру. Павел вспомнил короткое и бесславное появление Сталина в Первой конной, его столкновение с Тухачевским и поразился несоответствию между действительностью, которую знал сам, и тем, что изобразил художник.

— Что же, нарисовано-то оно красиво, лошади здорово получились, как живые. Вон и снег из-под копыт летит, как на самом деле. Только это все неправда.

— Почему неправда?

— Не был Сталин в Конной армии в начале 1918 года. Тогда у нас был только небольшой отряд Буденного. Позже присылали к нам Сталина, как члена Военного совета, уже во время Гражданской войны. Но оставался он у нас недолго, и никакого такого парада для него не устраивали. Был у нас свой славный командарм Семен Михайлович Буденный, он и парады принимал. А на картине он где?

— Так значит, это неправда. А мне велят ее повесить на видном месте.

— А вы не вешайте.

— Эх, гражданин военный, тогда ведь меня могут повесить.

Павел решился задать вопрос:

— Вы художника Минченкова знали?

— Якова Даниловича? Конечно, знал — раньше. Он много лет назад уехал из Москвы, и след его пропал.

— Не совсем так, я его нашел.

— Вы нашли Минченкова? Где же он?

— В 1924 году мой полк стоял в Каменском, на реке Донце. Меня поселили в доме учителя рисования. Это и был Яков Данилович.

Юон по-стариковски заволновался:

— Да как же так?.. Что же это?.. Учитель рисования…

— Он там создал нечто вроде клуба для молодежи, интересующейся искусством, и рассказывал им о художниках-передвижниках. А по вечерам мы с ним много беседовали. Очень с ним было интересно.

— Да, да, ему есть что рассказать, через его руки двадцать лет подряд проходили все живописные работы лучших русских художников.

— Он говорил, что пишет о них воспоминания.

— А, вот это замечательно. Ну спасибо, что сказали.

Павел вышел из галереи под большим впечатлением: какие там прекрасные картины — и Репина, и Сурикова, и Левитана! К тому же теперь он получил подтверждение от самого директора, что чем-то похож на Алешу Поповича. Да, и теперь ему совершенно ясно, что новое советское искусство непомерно возвеличивает роль Сталина в организации Красной армии. И еще: какая красивая женщина эта «неизвестная» на портрете! Эх, наверное, в жизни таких не бывает. А жаль…

На обратном пути Павел обошел Кремль и прошелся вдоль стены по Александровскому саду, где когда-то протекала река Неглинка. От Троицкой башни Кремля через нее был проложен каменный мост, который вел к древнему селению Ваганьково. Мост еще частично сохранился, и по нему Павел вышел на улицу Воздвиженку. Название свое она получила еще в XVIII веке от стоявшего там Воздвиженского монастыря. Это была древняя улица, когда-то с нее начиналась торговая дорога на Смоленск. В 1658 году царь Алексей Михайлович приказал называть ее Смоленской. Тогда там стояли два монастыря и располагались дворы московских бояр. Но когда в начале 1700-х годов сын Алексея Петр Первый перенес столицу из Москвы в Санкт-Петербург, торговля со Смоленском утихла, как и сама улица. В начале ее находился «Аптекарский двор», в котором готовили лекарства и съестные припасы для царского двора, а вдоль Шуйского переулка стояли каменные кухни, пекарни, погреба, в которые тащили ледяные глыбы из Москвы-реки.

Потом там был построен цирк Гине, в котором размещалась первая Московская консерватория. В ней четыре года жил и работал молодой Петр Ильич Чайковский.

В начале XX века на Воздвиженке построили два больших здания: магазин Экономического общества офицеров Московского военного округа (Военторг) и особняк купца Арсения Морозова в мавританском стиле. Улицу замостили булыжником, осветили газовыми фонарями, проложили по ней рельсы для конки, а потом пустили трамвайную линию.

Как раз в этот период на левом ее углу полным ходом шло грандиозное строительство Ленинской библиотеки. Против нее, на месте Аптекарского двора, в одноэтажном здании была устроена Кремлевская больница — для членов нового правительства.

Проходя мимо богатого старинного особняка в мавританском стиле, Павел купил у лотошника пару пирожков с мясом: проголодался за день. Он загляделся на красивый особняк и спросил дворника-татарина, подметавшего перед подъездом: