Эдуард Бульвер-Литтон - Последние дни Помпеи

— Скорей, добрейший Люций, скорей! — закричал Главк. — Гроза и буря догоняют нас!

Раб подгонял мулов кнутом и подбодрял их словами; колеса катились быстро; тучи становились все гуще, мрак усилился и дождь хлынул, как из ведра.

— Не бойся, — успокаивал Главк свою подругу, — мы скоро уже будем в безопасности.

— Вблизи тебя я ничего не боюсь, — отвечала Иона.

Вдруг повозка попала одним колесом в глубокую колею, поперек которой лежало сломанное дерево; возница начал с проклятиями усиленно подгонять мулов, колесо соскочило и экипаж опрокинулся.

Главк поспешил встать, чтобы помочь Ионе, которая, к счастью, не ушиблась. С некоторыми усилиями они подняли повозку, но она не могла служить теперь защитой даже и от дождя, так как державшие верх ремни лопнули и дождь лил в нее со всею силой. Что тут было делать? До города было еще довольно далеко, а вблизи не видно было никакого жилья.

— Тут в некотором расстоянии живет кузнец, — сказал раб. — Я мог бы привести его, чтоб он хоть колесо поправил нам, но ведь дождь-то такой, что мою госпожу промочит насквозь, прежде чем я успею вернуться.

— Но все же сбегай за ним, а мы пока где-нибудь укроемся.

Раб пустился бежать, а Главк с Ионой стали под большими деревьями на краю дороги; афинянин снял с себя плащ и только что укутал им Иону, как молния ударила в дуб, как раз перед ними, и могучий ствол раскололся с громким треском надвое. Это показалось им предостережением, и Главк стал оглядываться, не найдется ли более безопасное убежище.

— Мы теперь на половинной высоте Везувия, — сказал он. — Хорошо было бы попасть в одну из пещер, которые часто встречаются в скалах, покрытых виноградниками.

Говоря это, он вышел из-под деревьев и, пристально вглядевшись в темную гору, заметил вскоре какой-то дрожащий красный свет не очень далеко от них.

— Это вероятно огонек костра какого-нибудь пастуха или винодела. Если мы на него пойдем, то, может быть, он приведет нас к жилью.

— Попытаем счастья, — сказала Иона. — Все же там верно будет лучше, чем под предательским кровом этих ветвей.

Сопутствуемые дрожавшей от страха служанкой, они пошли к светящемуся огоньку, сначала по хорошей дороге, а потом путаясь в виноградниках. Дождь немного стих, но молния все усиливалась и по временам, сверкая без перерыва, превращалась в сплошное пламя, внезапно освещавшее скалы, после чего все снова погружалось в непроглядную тьму. Иногда свет молний падал на бушевавшее внизу море, окрашивая пурпуром его волны и освещая берег на большом пространстве, до самого Сорренто. Наконец, наши странники увидели таинственный свет уже совсем близко сверху, а перед собой — пещеру, в глубине которой видны были очертания человеческой фигуры. С усилием пробились они по камням чрез кустарник к пещере, но когда заглянули внутрь ее, то все трое в ужасе отскочили назад. В глубине мрачного жилища горел огонь, над которым висел небольшой котелок, а на стене висели рядами, как для сушки, разные стебли и коренья. На тонкой высокой железной колонке стояла медная статуя о трех головах страшного фантастического вида; это были настоящие черепа лошади, собаки и кабана; перед этой Гекатой (богиня ада, изображавшаяся всегда с тремя головами: лошадиной, собачьей и свиной) стоял низкий треножник. Перед огнем лежала лисица, которая посмотрела на вошедших своими красными глазами и глухо заворчала. Но путников заставил отшатнуться не столько странный внутренний вид этого жилья, сколько наружность его хозяйки. Перед огнем, ярко освещенная его колеблющимся светом, сидела старуха; лицо ее сохраняло еще правильные черты, но вытаращенные глаза были без выражения, без блеска, как у покойницы; синие, втянутые губы, ввалившиеся щеки, безжизненные серые волосы и зеленоватая кожа — все это точно выцвело и завяло.

— Да это какая-то мертвая маска, — сказал Главк, у которого забегали мурашки по спине от этого стеклянного взгляда старухи.

— Нет, она живая, шевелится… — прошептала Иона и крепче ухватилась за руку афинянина.

— Прочь, прочь, уйдем скорее отсюда!.. — закричала рабыня. — Это — колдунья Везувия!

— Кто вы и что вы тут делаете? — раздался глухой, гробовой голос. Ужасный, беззвучный тон этого голоса, вполне соответствовавший наружности старухи, скорее мог принадлежать бестелесному адскому духу, чем живому земному существу, и звук его так испугал Иону, что она уже готова была вернуться в тьму непогоды; но Главк все-таки ввел ее в пещеру, хотя и сам не ожидал от этого ничего хорошего.

— Мы застигнутые грозой путешественники из ближайшего города, — отвечал он старухе. — Огонь привлек нас сюда и мы просим пристанища, чтобы обогреться и обсохнуть у твоего очага.

Пока он говорил, лисица встала и подошла к ним; она оскалила зубы и заворчала громче и грознее, чем в первый раз.

— Тихо, раб! — приказала колдунья, и лиса тотчас вернулась на место, легла и, накрыв морду своим пушистым хвостом, стала пристально смотреть на нарушителей ее покоя.

— Подойдите к огню, если хотите, — сказала старуха: — я никого из живых существ не приветствую никогда, кроме совы, лисы, жабы и змеи, поэтому и с вами не здороваюсь, но подходите, не дожидаясь разных церемоний.

Старуха говорила на каком-то смешанном языке, наполовину латинском, наполовину каком-то более древнем и грубом. Она не двигалась и смотрела своими безжизненными глазами, как Главк снял с Ионы промокший плащ, пододвинул ей деревянный обрубок, — единственное сиденье, которое он нашел в пещере, и старался раздуть своим дыханием огонь в очаге. Рабыня, ободренная смелостью Главка, также сняла свой мокрый плащ и, осторожно скользнув мимо лисицы, стала по другую сторону огня.

— Я боюсь, что мы тебе мешаем, — сказала Иона, стараясь задобрить старуху. Колдунья ничего не ответила, точно погрузилась в вечный сон. После долгого молчания, нарушаемого лишь потрескиванием горевших дров, старуха спросила:

— Вы брат и сестра?

— Нет, — ответила Иона.

— Муж и жена?

— Тоже нет, — сказал Главк.

— Ну, так жених с невестой? Ха, ха, ха! — и колдунья так громко захохотала, что смех отдался в стенах пещеры, а рабыня от ужаса побледнела, как полотно.

— Чему ты смеешься, старая Сибилла? — спросил раздосадованный Главк.

— Разве я смеялась? — спросила колдунья, как будто она где-то отсутствовала.

— Она верно сумасшедшая, — тихо сказал Главк, наклонясь к Ионе. В эту минуту он заметил, что старуха коварно оскалилась на него.

— Ты лжешь! — крикнула она.

— Ну, однако, ты не из вежливых хозяек, — заметил Главк.