Михаил Казовский - Страсти по Феофану

Оба поднялись, и родитель несравненной Летиции протянул Дорифору руку:

— Вы нам очень помогаете, милый друг. А согласны ли помочь и в решающей фазе предстоящей борьбы?

Тот немного опешил:

— Честно говоря, врукопашную ни разу не бился.

— Ой, о чём вы! Врукопашную найдётся кому идти. Надо лишь в назначенный день и час распахнуть перед ними ворота Константинополя, охраняемые турками. Разумеется, вас там будет много — преданных законному императору людей. Сможете? Рискнёте?

— Постараюсь. — Феофан тряхнул головой и добавил твёрже: — Да, смогу.

— Браво, юноша! Вы не только искусный живописец, но и верный сын своего народа. А хотите сделаться моим зятем?

У послушника пробежали мурашки по спине. Он пролепетал:

— Но синьора Летиция помолвлена с Барди...

Консул удивился:

— А при чём здесь Летиция? Я толкую о моей младшей дочери. Вот она подрастёт, и тогда, года через два...

Через силу выдавливая слова, Софиан сказал:

— Но Летиция говорила... что сестра... не совсем здорова...

— Э-э, пустое, — поморщился дон Франческо. — Ну, слегка отстаёт в умственном развитии. Что ж с того? Так ли это важно? Я-то знаю на личном опыте: чем умнее жена, тем хлопот больше. А моя Фьорелла — чистый ангел, непосредственная, ласковая, и в пятнадцать лет — словно семилетний ребёнок. Не отказывайтесь, мой друг, а подумайте. Быть в родстве с Гаттилузи — дорогого стоит. И любой почёл бы за честь.

Феофан поклонился подобострастно:

— Да, конечно, вы правы, я подумаю.

— Вот и хорошо. — И, прощаясь, прибавил: — А Летиция — не для вас. Вы — художник от Бога, творческая личность и должны созидать новые «ше-д’овры». И задача вашей жены — не мешать вам в этом. А моя капризуля? Ей же требуется внимание, чтобы все скакали вокруг неё, развлекали, тешили. Вы не сможете активно писать, будете сердиться... Нет, мой друг, положительно, всё, что ни случается, к лучшему. Вот увидите. И ещё возблагодарите Небо, что она выходит за Барди.

Дорифор смолчал.

Возвращался в Константинополь, не дождавшись окончания бала, брёл по тёмным улочкам и твердил: «Но Летиция меня любит, любит. Знаю это, вижу. Как отдать кому-то другому, отрешиться? Не держать в руке её тонких пальчиков, не смотреть в глаза, не шутить, не смешить, не дурачиться? Я с ума сойду, если мы останемся друг без друга. Дон Франческо прав: с ней семейная жизнь будет непроста. Но расстаться с нею — нестерпимей намного!»

Дверь ему открыла Анфиса, дочка Иоанна и Антониды. Девочка значительно выросла за последний год, как-то постройнела, сформировалась и уже не выглядела нескладным подростком. Увидав измученного, еле волочившего ноги Софиана, даже испугалась:

— Фанчик, что с тобой? Ты не заболел?

— Ах, оставь. — Он махнул рукой. — Спать хочу — умираю.

— От тебя вином пахнет.

— Да, немного выпил... Что ж с того? Мне уже восемнадцать лет. И вообще нынче Пасха!

— Латинянская Пасха, — подчеркнула она. — У нас же покуда Великий Пост.

— Это всё едино. Мы христиане, а различия не важны. И неделя разницы ничего не решает. — Начал подниматься к себе на второй этаж. — А католики тоже люди... я их всех люблю...

Проводив его укоризненным взглядом, та пробормотала:

— И особенно — кой-кого из дам-католичек... — Возвела очи к потолку и, перекрестившись, взмолилась: — Господи, Святый Боже, сделай так, чтобы он отсох от сиятельной генуэзки, проклял и выкинул её из сердца. Чтобы обратил взоры на меня. Потому что только я принесу ему счастье. Потому что никто так его не станет любить, как я. Помоги, Пресвятая Богородица! Силы нет глядеть на его страдания!..

Сообщение, полученное властями от Феофана, подтвердилось: итальянцы с Палеологом не пошли в поход ни в августе, ни в сентябре, ни в октябре. Наступала поздняя осень, слякотная, мерзкая, шли дожди со снегом, дул промозглый ветер, а в подобную непогоду вряд ли кто захочет затевать кампанию. Да, скорее всего, год окончится без военных действий. Император-узурпатор повеселел, радуясь такой передышке. Будет время накопить силы и пополнить казну (средства от высоких налогов с итальянских купцов приходили немалые), укрепить стены города, взять на службу побольше воинов-турок, закупить огнестрельное оружие... Нет, они с Матфеем Кантакузином, старшим его сыном, официально провозглашённым будущим правителем Византии, отобьются наверняка. Если устоят до весны. А весной 1355 года сам чёрт станет им не брат!

Но не удалось. В ноябре 1354-го Иоанн V Палеолог на судах Гаттилузи вышел из порта Тенедоса и, пройдя Дарданеллы, миновав Мраморное море, устремился к Босфору. Флот империи, состоявший из девяти кораблей, как и ранее, был частично потоплен, а частично захвачен. Город оказался в морской блокаде. Началась наземная операция — окружение столицы, подготовка штурма. Турки оборонялись вяло, с неохотой, многие дезертировали, убегая от стрел и ядер. Наставала роковая минута.

Софиан вместе с Филькой оказался в числе тех, кто желал распахнуть ворота перед нападавшими. Он действительно считал, что законный император лучше обоих Кантакузинов, а союз с галатцами, с Западной Европой вообще и с католиками в частности сможет уберечь страну от развала. И потом — Летиция... Накануне вечером, получив инструкции от помощника консула, Дорифор, уходя из замка, неожиданно столкнулся на ступенях дворца с юной генуэзкой, и она увлекла его в сад, голый и пожухший к концу ноября. Крупными хлопьями падал мокрый снег, тая на губах и ресницах. Итальянка взволнованно смотрела на грека, снизу вверх, взяв его ладони в свои, и шептала:

— Будь, пожалуйста, осторожен... Я молюсь за тебя... Ты — мой свет в окошке...

— Правда?

— Правда. Ни к кому ещё так не относилась. Ты мой идеал. Мужественный, честный, добрый человек и прекрасный художник.

— Ты мой идеал тоже. Без тебя мне не жить.

— Мы с тобой не расстанемся. Никогда. Обещаю.

— Как, а Барди?

— К чёрту Барди, я о нём слышать не хочу.

— Но отец будет против нашего с тобой брака.

— Это всё равно, убегу из дома, отрекусь от семьи. Лишь бы быть с тобой! Возвращайся, Фео. Жду тебя с нетерпением.

— Я вернусь, вернусь...

И они, обнявшись, поцеловались — первый раз в жизни. Робко, осторожно сначала, а потом смелее, энергичнее, и уже не могли оторваться друг от друга, вроде бы губами срослись, упивались и утоляли жажду — ненасытно, пылко...

Да, теперь Феофан был готов на любой героический поступок, чтобы не упасть в глазах своей повелительницы. Турки — так турки, он размечет их всех до единого и очистит ворота, отодвинет засовы и впустит Палеолога. Да здравствует император! Да здравствует империя! Да здравствует Галата!

Правда, Филька вначале не хотел ему помогать. Он всегда относился к итальянцам неважно, а Кантакузина считал настоящим патриотом, несмотря на сотрудничество с турками. И ещё в последнее время заразился идеями исихастов — крайних консерваторов в православии. Изучал произведения Григория Паламы — их духовного лидера, рассуждал на схоластические темы (может ли Дух Святой исходить и от Бога Сына — или только от Бога Отца?) и молился сосредоточенно. А когда Дорифор предложил вместе с ним сразиться с турками на воротах, отказался с ходу. Даже пообещал донести на него эпарху.