Юрий Когинов - Отшельник Красного Рога. А.К. Толстой

— Алексис... Алёша... Что ж это: я — и чужая?..

Не только своих «воспитанников», как именовались Перовские, законных чад лишил детства Алексей Кириллович.

Когда простился с женой, старшей дочери, Варваре, было шесть, младшей, Екатерине, — год. «Воспитанники» появились на свет позже. И старший из них, Алексей, помнил уже взрослых барышень, живущих в противоположном от них флигеле. Граф и с ними, по своему обыкновению, виделся считанные разы в году, а гувернантке дочерей мадемуазель Калам, обитавшей во дворце всего через несколько комнат от графских покоев, отсылал свои распоряжения лишь в письменном виде.

Кого хорошо знал Алексей, так это Екатерину, что жила в пору их детства и здесь, в Почепе, и в Москве, и в петербургском доме до самой своей свадьбы с Сергием Уваровым.

Сей блестящий молодой человек, вернувшийся из Вены с дипломатической службы в пору, когда граф только что принял пост министра, появился в их доме с рекомендательными письмами «эрцгерцога Андреаса». Преуспевший юный дипломат, сделавший карьеру с помощью своего дяди канцлера Куракина в одной из самых первых столиц Европы, теперь рассчитывал на завидное место в Петербурге. Помогли не только письма. Он влюбился в дщерь графа-министра и сделал ей, уже изрядно засидевшейся, настойчивое предложение. Невеста была старше жениха, и, как круги по воде, поднялся в салонах шёпот: никак, объявился ловец чинов.

Но ни жених, ни граф нс придали значения пересудам — к свадьбе министр преподнёс своему будущему зятю завидный подарок: выхлопотал для него у императора чин действительного статского советника и должность попечителя Петербургского учебного округа.

Ещё были у графа наследники — сыновья Пётр и Кирилл. Петра ранее Варвары отец отставил от дома — определил в военную службу. Дослужившись до полковника, тот, по несчастью, окружил себя проходимцами, которые заставляли его подписывать самые невозможные обязательства. При сдаче полка образовался долг в семь тысяч, который нехотя погасил отец, после чего связь между ними оборвалась. Жил Пётр Алексеевич в Одессе и, когда заимодавцы подступали с ножом к горлу, обращался более к матушке, сёстрам и их мужьям.

С Кириллом лишь однажды свела судьба Алексея, но об этом свидании он не мог вспоминать без волнения. Ещё когда сам обучался в Московском университете, доставлен был графу рескрипт императора Александра. «Граф Алексей Кириллович, — писал царь, — с крайним сожалением известился я, что меньшой сын Ваш, проезжая из Москвы в пензенские деревни, везде почти по дороге производил беспорядки и насилия, совершенно расстроенное состояние здоровья его доказывающие. Чтобы отвратить дальнейшие последствия в таковом положении, во вред как другим, так и самому ему обратиться могущие, признал я нужным повелеть взять его до выздоровления под присмотр в Шлиссельбургскую крепость».

Отец сделал лишь одно — попросил перевода в больничный корпус при Спасо-Евфимиевом монастыре. И на близкого человека положился, чтобы съездил в Суздаль, узнал, как сын и что. Выбор пал на Алексея, благо после университета надо было его определять, так почему бы не к сенатору Обрезкову Петру Алексеевичу, ревизовавшему как раз Владимирскую губернию?

То оказалась жуткая картина, которую Алексей вместе с Петром Вяземским, также прикомандированным к комиссии Обрезкова, увидели в монастыре, этой русской Бастилии, где когда-то царь Пётр содержал свою первую жену.

Их пригласил на завтрак архимандрит, и в трапезную ввели молодого ещё человека прекрасной, но суровой наружности. Одет он был в серый халат, пальцы на руках обвиты толстою проволокой вместо колец. За столом с жадностью набросился на предложенную рюмку водки, которая ему полагалась по праздникам. Алексей знал, что из домовой конторы графа несчастному перечисляется ежемесячно двести рублей, а также чай и кофей. Жалоб у узника ни на что не имелось, лишь нечеловеческая тоска и неземная отрешённость виделись в красивых, похожих на Алексеевы, глазах...

Только с самой старшей сводной сестрой Алексей по-настоящему познакомился и сошёлся в последнюю очередь. Произошло это, когда был определён к князю Репнину в Дрездене. Поначалу решение мужа принять на службу человека из семьи отца, явившейся причиной её собственного несчастья, оскорбило княгиню. Но разве не был таким же несчастным и обделённым судьбой этот молодой человек, к тому же её брат? И не из милости привлёк муж отменно образованного и знающего языки офицера, а в первую очередь для государственной пользы. Конечно, князю выгодно было иметь в ближайших помощниках не случайного человека, который мог оказаться мошенником, интриганом или, не дай Бог, доносчиком, каких всегда хватало в штабах и различных канцеляриях, а человека заведомо ему известного.

В сердце Варвары предубеждения уступили место привязанности. Её обрадовало, что она нашла в брате душу чистую и открытую. Она сама была в высшей степени натурой преданной, деятельной и милосердной, стремящейся всегда делать людям добро.

Поразительно, но через три года после свадьбы она, молодая светская женщина, уже сблизившаяся с императрицей Елизаветой Алексеевной и великой княгиней Марией Павловной, пришедшаяся в буквальном смысле ко двору, бросает все прелести и выгоды столичной жизни и, оставив двух малолетних детей на попечение свекрови, отправляется вслед за мужем на войну. Она неотступно следует по пятам за кавалергардом-полковником до самой Австрии. Здесь под Аустерлицем в грандиозном сражении четвёртый эскадрон, который вёл в бой князь Репнин, смял, остановил натиск французской кавалерии, но от эскадрона осталось в живых лишь восемнадцать человек. Сам командир, раненный и контуженный, был подобран в беспамятстве и по личному распоряжению Наполеона отправлен на излечение в лазарет.

Никто, кроме французского императора, не мог разрешить молодой княгине ухаживать за мужем, и она, добившись свидания с Наполеоном, уговорила его позволить ей это сделать.

Варвара выходила, вынянчила супруга. Наполеон пригласил к себе выздоровевшего русского полковника и предложил ему свободу в обмен на обещание никогда не участвовать в битвах против французских войск. Репнин отверг это предложение. Вскоре Бонапарт его освободил без всяких условий — и возвратившийся в Россию герой был удостоен Георгия четвёртой степени и чина генерал-майора.

Аустерлиц оказался прелюдией Отечественной войны, и князь Репнин нёс службу сначала чрезвычайным посланником при Вестфальском короле Жероме, брате французского императора, затем был определён в Мадрид при другом Наполеоновом брате, короле Жозефе. С благословения Александра это был, по сути дела, второй плен у Наполеона, который, заигрывая с русским дипломатом, пытался через него повлиять на внешнюю политику России. Однако и на этих, казалось бы, сугубо штатских постах генерал Репнин проявил себя человеком высочайшего долга и немало сделал перед войной для изучения ценных сведений о французской армии.