Светлана Лыжина - Любимый ученик Мехмед

Увы, принять решение — это одно, а исполнить — совсем другое:

— Ты говоришь об этом так просто, — Мехмед сделался серьёзным. Он уже не лежал на софе, а сидел и подобно собеседнику положил руки на колени. — Если я скажу своему другу, что не могу быть прежним и должен стать другим, будет ссора.

Заганос-паша задумался на мгновение и сказал:

— Возможно, что нет. Он ведь не глуп и понимает, что сошёлся не с кем-нибудь, а с султаном. Возможно, твой друг согласится сам подчиниться тебе. Пусть он старше, но ведь нет ничего необычного в том, что юноши иногда увлекаются зрелыми женщинами. Значит, никто не станет слишком удивляться тому, что ты увлёкся зрелым мужчиной, который красив и изящен. Главное, он не должен повелевать тобой. Поговори с ним.

Мехмеду эта мысль понравилась, но он сомневался, потому что помнил разговор в Гелиболу. В тот раз Учитель, услышав от ученика: «Доверься мне», — колебался, а ведь речь шла о пустяке. Мехмед просил Учителя хотя бы на день перестать чувствовать ответственность за всё, что происходит с учеником. А что же Учитель сказал бы теперь? То, о чём собирался попросить Мехмед, представлялось куда более серьёзным. Возможно, следовало ещё немного подумать об этом прежде, чем действовать?

Юный султан спросил:

— Я ведь не должен заводить беседу об этом сегодня же? Сколько у меня времени?

— Немного, повелитель. Совсем не много.

«Пора уезжать», — эта мысль уже не раз посещала Андреаса, но он не знал, как сказать о своём решении ученику. Ведь между ними не было размолвки. Ничего такого, что заставляет влюблённых расстаться, не случилось. «Зачем же вдруг?» — мог бы спросить Мехмед. Вот почему Андреас жалел, что за два месяца, что он прожил при дворе, не случилось ни одной ссоры.

Казалось бы, учителя и ученика теперь ничто не разделяло, но положение, которое создалось сейчас, не могло продолжаться долго. Благополучие и безмятежность были лишь видимостью.

Теперь Андреас назывался «другом великого султана», поэтому состоял в его свите и сопровождал везде, куда допускались христиане. Грека поселили во дворце в богатых покоях и окружили почтительными слугами, но всё это не казалось ценным. Андреас никогда не стремился быть в круговороте дворцовой жизни. Он хотел быть учителем, а именно этого не мог.

Ученик-султан не хотел уделять много времени учёным беседам, хотел предаваться любви. Геродота читать согласился, но обычно просил:

— Учитель, почитай мне его сам.

Конечно, слушая чужое чтение, юный султан всё равно извлекал из этого пользу. Во-первых, узнавал новое, а во-вторых, тренировался воспринимать греческую речь на слух. И всё же Андреас слишком ясно видел, что чтение для султана — лишь способ скоротать время между соитиями.

Именно такая «пошлая любовь», как называл её Платон, стала для Мехмеда главной, и всё это начало напоминать Андреасу историю с тем афинским учеником. Вот почему учитель стремился уехать — любовь, которая раньше преследовала высокую цель воспитания и совершенствования, теперь служила физическому наслаждению. Пока длилась счастливая ночь, всё казалось правильным, но наутро приходило ощущение потерянного времени.

Учителю всё меньше нравилось то, что происходит, но следовало признать — это лишь закономерное продолжение того, что случилось в Гелиболу. Возможно, если бы учитель и ученик расстались там, это было бы не так уж плохо? Возможно, была бы долгая грусть от расставания, но не было бы чувства, что проводишь время в кутежах?

Лишним поводом для скорейшего отъезда стало поведение отца. Отец Андреаса опять завёл разговор о том, что младшему сыну пора жениться:

— Теперь ты располагаешь средствами. Как же всё-таки хорошо вышло, что ты стал учителем такого высокородного ученика. Иначе ты никогда бы столько не заработал. Это рука Божья. Бог устроил так, чтобы тебя взяли на эту должность, потому что Он хочет, чтобы ты женился и остепенился, наконец.

Андреас слушал задумчиво. Он и сам склонен был видеть руку судьбы в том, что стал учителем Мехмеда, но свадьба, о которой твердил родитель, казалась ни при чём.

«Только бы отец без моего ведома не начал подыскивать мне невесту», — думал «друг великого султана». Андреас не стал бы жениться, даже если бы получил от Мехмеда одобрение, поскольку не хотел делать несчастной возможную супругу. Что она получила бы от мужа в этом браке? Равнодушие. И этого не исправило бы рождение одного-двух детей.

Наверное, о таком повороте событий не стоило беспокоиться, потому что Андреас, успев за минувшие годы изучить характер Мехмеда, был почти уверен, что юный султан свадьбу не одобрит. То, что Мехмед когда-то позволил самому себе, женившись на Гюльбахар-хатун, он не позволил бы учителю, и это казалось хорошо, потому что учитель мог сказать своему не в меру настойчивому отцу: «Султан Мехмед пока не отпускает меня из дворца, и жениться не разрешает». Это позволило бы выиграть время, чтобы подготовиться к отъезду. Вот почему Андреас рассказал Мехмеду обо всём при первом же удобном случае.

Разговор состоялся в конце апреля, когда юный султан явился к учителю в покои среди дня. По старой привычке, которая немного досаждала Андреасу, Мехмед явился без предупреждения и без спроса. Точно так же ученик поступал в Манисе, когда ему удавалось сбежать от своих слуг, но теперь он ни от кого не бегал, ступал важной поступью, а челядинцы сопровождали его.

Пройдясь по комнате, юный султан вдруг заметил на столике огарок свечи из красного воска и удивился, потому что ни разу не видел такого:

— А почему она красная? Это для колдовства?

Мусульмане считали все христианские обряды колдовством, поэтому Мехмед спросил именно так, и Андреас не обиделся, а объяснил, что принёс красную свечу из храма, где вместе с отцом и семьёй старшего брата присутствовал на пасхальной службе. Согласно обычаю, сложившемуся у греков-христиан, в этот праздник и ещё в течение сорока дней после него все свечи в церквях зажигались красные.

— Значит, ты опять виделся со своими родными, — подытожил юный султан, а затем, вглядевшись в лицо учителя, добавил: — Ты не очень-то рад был увидеться с ними.

— Мой отец опять просит меня сделать то, чего я не хочу делать, — ответил Андреас и рассказал про свадьбу.

Мехмед улыбнулся:

— Я избавлю тебя от этого. Сошлись на меня. Скажи, что я не отпускаю тебя от себя и не одобряю свадьбу, потому что она помешает тебе состоять при мне неотлучно.

«Друг великого султана» тоже улыбнулся и готов был засмеяться. Обстоятельства складывались так, что ему уже не требовалось уезжать в ближайшее время. Можно было повременить месяца два или даже полгода.