Жюльетта Бенцони - Женщины Великого века

Голубой и черный взгляды пересеклись, сцепились узлом… Аделаида заметила, как Риза-бей скупым жестом подозвал к себе Кодро, что-то прошептал ему на ухо. Затем она увидела, как священник воздел руки к небесам и быстро, в спешке, произнес несколько слов, взбудораженный, словно в чем-то отказывал. Но лицо перса зажглось гневом, и в конце концов Кодро приблизился к госпоже де Леспине.

– Монсеньор желает, сударыня, с моей помощью выразить восхищение вашей красотой.

Щечки молодой женщины зарделись от незатейливого комплимента.

– Его превосходительство очень добры и снисходительны ко мне.

– Ничуть, сударыня, ничуть. Принц также надеется видеть вас здесь… как можно чаще.

– В таком случае передайте принцу, что я снова приду… с большим удовольствием!

Госпожа де Ларош, сидевшая рядом с дочерью, преспокойно продолжала поглощать гостинцы, будто ничего не происходило.

Несколько дней кряду госпожа де Леспине приезжала в Шарантон, неизменно сопровождаемая матушкой, которая находила вполне естественным, что у дочери вошло в привычку «забавляться» в послеобеденное время. Так продолжался немой диалог взоров посла и молоденькой, похожей на воспитанницу монастыря женщины, которая целиком отдалась неожиданно охватившему ее чувству.

И вот настал день, когда Луна позволила Ризе-бею вступить в Версальский дворец. Произошло это девятнадцатого февраля. Стоял трескучий мороз, но посол с прежним упрямством отказывался ехать в экипаже. На этот раз Аделаида, почти ослепленная, могла лицезреть Ризу-бея во всем его великолепии. Задрапированный в роскошное, отливающее серебром одеяние, увенчанный редкими драгоценностями, он приблизился к ожидавшему его на троне Людовику XIV, тоже надевшему несколько фамильных алмазных украшений и окруженному придворными. Стоя среди прочих дам, госпожа де Леспине пожирала глазами красавца-принца с чувством отчаяния. Неужели эта встреча поставит точку в их бессловесном любовном приключении? После приема у «короля-солнца» Ризе-бею больше нечего делать во Франции, и он вернется в свою далекую страну. При этой мысли молодая женщина готова была лишиться чувств. Как продолжить существование без принца, ворвавшегося в ее жизнь, подобно метеору?

В конце приема, когда посол, следуя этикету, предложил гостям кофе и в знак особой милости собственноручно подал ей чашку, Аделаида осмелилась спросить, собирается ли он в скором времени покинуть Францию. На этот раз милейшего Кодро рядом не было, но с тех пор как Риза-бей впервые увидел Аделаиду, он втайне от всех принялся изучать французский язык. Посол понял вопрос и склонил голову в поклоне, ничего не ответив… даже не подозревая, что этим жестом он погрузил молодую женщину в еще большее отчаяние, ибо у персов кивок «да» означает «нет», и наоборот. Он думал, что дает ей понять, что собирается остаться, в то время как госпожа де Леспине поняла, что он намеревается уехать.

Но вскоре Бог послал ей утешение. Аббат Кодро, слегка смущенный возложенной на него миссией, явился сказать, что Риза-бей приглашает ее на полдник.

– Скоро ли уедет его превосходительство?

– Да нет… Не думаю! Напротив, принц выразил желание, чтобы я еще какое-то время оставался у него на службе.

И на нее нахлынула радость – внезапная, неуправляемая, почти первобытная. Он остается! Не собирается отдаляться… Неужели из-за нее принято такое решение?

Скоро он развеял ее сомнения, когда при виде молодой женщины, впервые явившейся без матери – у той разболелась голова, – Риза-бей поднялся с дивана и, подойдя, торжественно отвесил ей два-три глубоких поклона.

– Его превосходительство говорит, что ваше присутствие здесь для него – самое большое счастье, – перевел, едва шевеля губами, Кодро. – Дабы продлить это счастье, он и отложил отъезд на родину.

Аббат переводил бы и дальше, если бы Риза-бей, щелкнув пальцами, не отослал его прочь. Молодая женщина и перс остались наедине. Тогда Риза-бей снял с пальца великолепный перстень, отделанный бирюзой и жемчугом, и протянул его Аделаиде.

– Это – вам… – сказал он на неуверенном и малопонятном французском, – … от всего сердца.

Шумное вторжение нескольких хорошеньких визитерок положило конец разговору, но все время, пока длился визит, Аделаида крепко сжимала в руке перстень, словно тот был залогом их любви и обещанием. А Риза-бей не сводил с нее восторженных глаз.

Затянувшееся пребывание Ризы-бея и еще больше нескончаемое паломничество к нему дам одновременно и раздражали, и беспокоили строгую маркизу де Ментенон. Этот язычник-перс, по ее мнению, представлял опасность. Она пригласила к себе для беседы барона де Бретея и министра Поншартрена, чтобы дать им понять, что с этой комедией пора кончать.

– Повсюду только и говорят, что язычник пробудил безумную страсть в молоденькой графине де Леспине. Нельзя допустить, чтобы репутация супруги королевского офицера оказалась под угрозой. Да еще эта история с пикником, который посол устроил для своих поклонниц на Елисейских Полях, чуть не приведшая к бунту. Король не потерпит таких беспорядков! Намекните Ризе-бею, что его присутствие, конечно, делает нам честь, но что его визит должен закончиться!

Поручение было не из легких, и дипломаты не знали, как их намеки будут восприняты. Но, к их изумлению, Риза-бей сказал лишь, что ему и самому не терпится поскорее вернуться в свою страну, что он только и ждет момента… когда Луна будет благоприятствовать его отплытию из Гавра!

Накануне он улучил момент, чтобы перекинуться несколькими словами с Аделаидой, и сказал ей на своем недоученном французском:

– Я скоро уезжать! Вы… едете со мной!

Голубые глаза стали огромными от неожиданности, потом наполнились слезами. Она покачала головой:

– Не могу!.. Я не могу!

Но Риза-бей властно сжал пальцами тоненькое запястье:

– Так надо… Я хочу!

В день, когда Риза-бей покинул Шарантон, на берегу собралась толпа народа, поскольку восточный принц решил выехать из столицы водным путем: сначала на корабле с поднятыми флагами он доплывет до устья Сены, а там его будет ждать английская галера. Все пожелали ему доброго пути, а королевский двор испытал огромное облегчение.

– Вот и покончено с искушением малышки Леспине, – порадовалась госпожа де Ментенон.

Ведомо ли ей было, что на следующий же день Аделаида, переодетая торговкой хлебом, покинет Париж в двуколке, невзрачной, но запряженной крепкой лошадкой. Дальше на почтовых лошадях ей предстояло добраться до Гавра под присмотром одного из слуг Ризы-бея, также переодетого. Неподалеку от города, в скромном домишке, Аделаиду поместили в большой, обитый изнутри короб с отверстиями для дыхания, который среди прочего багажа принца погрузили на галеру. Городские чиновники спокойно смотрели, как идет погрузка сундуков и корзин, ничего не заподозрив. Золото Ризы-бея обеспечило ему надежных помощников, и прежде всего переводчика, совесть которого оказалась более сговорчивой, чем у добряка Кодро.