Эдвард Резерфорд - Сарум. Роман об Англии

– И что тогда?

– Тебе объяснят, что делать, – ответил Вильгельм и отвернулся.

В тот день Годефруа несколько раз видел короля. Стефан, по своему обыкновению с непокрытой головой, расхаживал по лагерю в сопровождении свиты. Вильгельм Ипрский, глава королевского войска, велел бойцам готовиться к длительной осаде. Неожиданно из королевского шатра вышел гонец, вскочил на коня и устремился к замку.

Повеление короля удивило даже Вильгельма Сарисберийского.

– Он заявил защитникам крепости, что канцлера на воротах повесит, если замок не сдадут, – объяснил он Ришару. – А епископа Рожера голодом уморит, ему даже воды не дают.

Однако король недооценил упорство епископа Илийского.

– Епископ говорит, пусть вешает кого хочет, – принес весть оруженосец.

– А теперь поглядим, кто кого переупрямит, – невозмутимо заметил Вильгельм.

На следующее утро толстяку-канцлеру связали руки, накинули на шею веревку висельника, вывели из шатра и, усадив на лошадь, провезли под стенами замка. Епископ Илийский упрямо молчал.

В полдень на переговоры к мятежникам отправили епископа Рожера под конвоем из шести рыцарей. Даже после голодовки епископ Сарисберийский являл собой устрашающую фигуру – высокий и грузный, он величественно шествовал по лагерю, дерзко выпятив тяжелый подбородок.

Впрочем, переговоры ни к чему не привели: Рожер считал, что лучше сдать крепость, однако его племянник, епископ Нигель, упорствовал – судьба дяди и двоюродного брата его нисколько не волновала.

На следующий день Вильгельм Сарисберийский нетерпеливо воскликнул:

– Раз грозился повесить канцлера, пусть вешает – и дело с концом!

Однако мягконравный Стефан не решался на такой свирепый поступок, и это делало его слабохарактерным правителем.

Прошел еще день. Неожиданно в королевский лагерь прискакал гонец с известием, что мятежники готовы сдаться, если епископа Рожера и его сына освободят. Король возрадовался, объявил перемирие и отпустил узников на свободу.

Его вассалам это не понравилось.

– Гонца прислал не епископ Нигель, а Матильда Рамсберийская, – с презрительной гримасой объяснил Вильгельм. – Повезло королю, что мать сжалилась над сыном. А вот императрицу Матильду Стефану не запугать.

Однако король был вполне удовлетворен достигнутым: он получил замки Девизес, Мальмсбери, Шерборн и Сарисбери вместе со всеми ценностями и оружием. Казалось, что опасность миновала.

Вечером король устроил пир, а на следующее утро войско стало готовиться к отходу.

К безмерному удивлению Годефруа, в лагерь явился Виллем атте Бригге. Угрюмый кожевник, пробираясь между телегами, лошадьми, оружейниками и рыцарями, предстал перед оруженосцем Стефана с прошением о королевском суде, дабы раз и навсегда решить тяжбу о наделе Шокли. В то время подобные просьбы были обычными – король вершил дела не во дворце, и любой свободный человек имел право испросить королевского суда. Нормандские монархи в Англии выслушивали прошения повсюду, а мно гие просители даже уезжали вслед за королем в Европу.

Годефруа, завидев мрачного кожевника, сразу понял, зачем он пришел, и встревоженно поспешил за ним. Впрочем, волновался он напрасно. Виллем атте Бригге приблизился к Стефану и его свите, гневно выпалил свои требования – мол, он человек оскорбленный, у него незаконно отбирают владения, и только король может рассудить тяжбу по справедливости – и выжидающе уставился на короля. Стефан изумленно посмотрел на кожевника: он что, хочет немедленного решения?

– Ты откуда? – с улыбкой спросил король.

– Из Уилтона, – буркнул Виллем.

– А, у нас там замок есть, – пояснил Стефан придворным.

Те расхохотались. Виллем атте Бригге побагровел.

– Вот в Сарисберийском замке мы тебя и выслушаем, – объявил король и велел кожевнику удалиться.

Виллем обрадовался: хоть придворные над ним и смеются, король обещал рассмотреть дело. Годефруа возмущенно покачал головой, догадываясь, что Джону из Шокли трудно придется, вскочил на коня и вернулся в Сарум.

Рыцаря по-прежнему тревожило положение дел в стране. Да, король одержал временную победу, но Ришара де Годефруа преследовал голос его сеньора: «Тебе объяснят, что делать».

В последующие месяцы Годефруа охватило отчаяние. Его волновала не только неминуемая угроза гражданской войны, измена и страх смутного времени. Нет, тревога заключалась в ином: вся Англия, все христианское королевство снедала странная хворь. Об этом свидетельствовало поведение епископов в Девизесе. Авонсфордский рыцарь, будучи человеком рассудительным, полагал Церковь священной, но епископы попирали все ее законы.

– Я верую в Святую церковь Господа нашего, – однажды признался он Джону Шокли, – но не ведаю, где ее обрести.

В прошлом дела обстояли намного лучше. Святость епископа Осмунда была несомненна, власть таких священнослужителей, как Ланфранк и Ансельм, бывших архиепископами Кентерберийскими в царствование прежних монархов, тоже никто не оспаривал. Эдита, бывшая настоятельница Уилтонского аббатства и наследница древнего рода англосаксонских королей, давным-давно была возведена в ранг святых. Когда папа Урбан II объявил Первый крестовый поход на язычников-сарацин, все знали, что делается это по Божьей воле и во славу Господа. Истинная церковь правила духовной жизнью Европы так же, как в прошлом военная мощь Римской империи правила миром; Церкви подчинялись все европейские монархи и по ее первому требованию заключали перемирия.

Ришар Годефруа твердо верил, что епископ – святой праведник, человек Божий, пусть даже его и назначает король, но выбирать епископа следует, как в прошлом, не из знатных господ, а из монахов и клириков. Единственной допустимой уступкой была передача церковных земель в награду за особые заслуги перед королем и страной – особого вреда в этом рыцарь не усматривал. Однако же выскочки и негодяи из рода епископа Рожера наносили непоправимый ущерб репутации Церкви и священному званию церковнослужителя.

Да, и Церковь, и государство необходимы, но они должны быть сторонами одной монеты и существовать в мире и согласии друг с другом, а в последнее время складывался новый конфликт regnum et sacerdotium , то есть между государственной и церковной властью, который сохранится на многие века. Кто повелевает всем в бренном мире – папа римский или монарх? Кто наделяет епископов духовной властью и землями? Кто назначает епископов и настоятелей? Если клирик совершает преступление, кто вправе его судить – суд церковный или суд королевский? В лучшем случае этот конфликт сводился к противостоянию между монархом и Вселенской церковью за моральное превосходство и духовную независимость; в худшем его проявлении он выливался в циничные политические манипуляции монарха и церковников. Именно эта борьба за господство привела к жестокому убийству Фомы Бекета, архиепископа Кентерберийского, в правление следующего английского короля, Генриха II.