Эдвард Резерфорд - Сарум. Роман об Англии

Эдвард Шокли стоял перед женой, готовый покаяться.

Вот уже три месяца он страдал от недоверия жены, но восхищался ее смирением. После ссоры в апреле она три дня молчала, с трудом сдерживая слезы. Эдвард жену избегал, мучимый стыдом и гневом оттого, что она заставила его ощутить свою вину, и опасался, что она вернется к отцу.

По-прежнему было непонятно, как жить дальше. Кэтрин, как и подобает послушной жене, больше не пыталась наставить дочь в католическом учении, однако, затаив в душе обиду, простить мужа не могла.

Малышка Селия тоже сторонилась отца и глядела на него со страхом. Девочка не понимала причины размолвки, хотя и чувствовала, что он обидел мать. Вдобавок ей казалось, что он совершил какое-то страшное преступление. Всякий раз при виде отца она в ужасе отшатывалась, а он вздыхал, бормоча неразборчивые проклятия, что пугало ее еще больше.

Месяц Кэтрин отказывалась делить с ним ложе – до тех пор, пока он в ярости не потребовал от нее исполнения супружеского долга. Она покорно повиновалась, но смиренное, мученическое страдание, написанное на ее лице, мгновенно отрезвило Эдварда.

– Смягчись сердцем, – молила его Кэтрин. – Ты же был добрым католиком в детстве и в отрочестве. Неужели ты не замечаешь, что в гордыне своей отвернулся от матери-Церкви? Покайся, прошу тебя!

Он хорошо сознавал, о чем она просит, – основным требованием Католической церкви было смирение и признание своего ничтожества.

Эдвард это требование отвергал.

А после долгих лет обмана правда приносила ему истинное удовлетворение.

Спустя шесть недель поведение Кэтрин изменилось – она деловито хлопотала по хозяйству, стала отзывчивой и ласковой, пыталась во всем угодить мужу, а по воскресеньям нежно уговаривала его:

– Поразмысли о вере, не ради себя прошу, но ради спасения твоей бессмертной души!

Эдварда раздражали и доброта, и покорное смирение жены, но больнее всего ранило ее печальное недоверие.

Как ни странно, Томас Форест убедил его поддаться уговорам Кэтрин.

Совсем недавно Эдвард с Форестом обсуждали восшествие Марии на престол. Королева обещала проявить терпимость к протестантам, но Форест уверенно заявил:

– Вот увидишь, она всю Англию в католичество насильно обратит.

Новые веяния уже достигли Сарума.

– Я встречался с епископом Солкотом, – объяснил Форест. – Он лучше всех знает, куда ветер дует.

– Он же протестант! – удивился Эдвард.

– Это на прошлой неделе было, – усмехнулся Форест. – А теперь все иначе. Тебе тоже стоит перемениться – и ради собственной безопасности, и ради успеха нашего предприятия.

Томас Форест оказался прав: на терпимость надеяться не приходилось, а потому Эдвард решил укрепиться в католической вере. Тревожило его лишь одно: жена вряд ли поверит в искренность его обращения, ведь он и прежде ее обманывал. Пожалуй, надо покаяться, и чем быстрее, тем лучше.

И вот теперь Эдвард, кающийся грешник, смиренно умолял жену:

– Прости мне мои заблуждения! Сердце мое было исполнено страха и злобы, но теперь я осознал свою ошибку. Я добрый католик и жажду вернуться в лоно матери-Церкви.

– Ты не лжешь? – с надеждой спросила Кэтрин.

– Клянусь Господом, слова мои искренни.

– А священнику ты покаешься?

– Да, – с робкой улыбкой ответил он.

– Ах, Эдвард, я три долгих месяца молила Господа о твоем обращении!

– И я спасен твоими молитвами! – пылко воскликнул Эдвард, заключил жену в объятия и нежно поцеловал, сгорая от стыда.

Епископ Солкот переметнулся на сторону католиков, епископ Гардинер вернулся в Винчестер, а парламент удовлетворил все требования королевы Марии, кроме одного – возвращения Англии в лоно Римской церкви. О терпимости больше не вспоминали. Архиепископа Кранмера и протестантских епископов Хью Латимера и Николаса Ридли обвинили в ереси и заключили в Тауэр.

Тридцатисемилетняя королева мечтала о муже-католике, и спустя месяц после коронования остановила свой выбор на Филиппе II, короле Испании, сыне императора Карла V. Владыка Священной Римской империи заручился поддержкой советников королевы (в частности, графа Пемброка) и отправил им в дар две тысячи крон. Парламент выразил недовольство вмешательством Испании в государственные дела Англии, но Мария резко пресекла возражения.

Ни у кого не осталось сомнений в могуществе властной королевы. В январе Томас Уайетт-младший, сын известного поэта и государственного деятеля эпохи Генриха VIII, собрал в Кенте бунтовщиков и двинулся на Лондон. Графу Пемброку удалось расправиться с мятежниками, а заодно отправить на плаху леди Джейн Грей и ее мужа, обвиненных в связи с заговорщиками. Сводная сестра Марии, Елизавета, тоже оказалась под подозрением, но, в отсутствие каких-либо доказательств, ее попросту сослали в Вудсток, загородную королевскую резиденцию.

Епископ Солкот тем временем изгнал из епархии свыше пятидесяти священников, которые, продолжая исполнять его предыдущие указания, проводили богослужения по протестантскому обряду.

В июне 1554 года маркиз де лас Новас, посланник короля Испании Филиппа II, прибыл в Плимут со свадебными дарами, и граф Пемброк с великими почестями принял его в своем дворце Уилтон-Хаус. На церемонии присутствовали Генри Герберт, сын графа Пемброка, шериф графства и двести дворян, среди которых блистал и владелец Авонсфорда Томас Форест.

Спустя две недели в Саутгемптон пришла королевская флотилия. Король Испании со свитой проследовал в Винчестер, где епископ Гардинер торжественно обвенчал Марию и Филиппа, а граф Пемброк вручил жениху церемониальный меч защитника королевства.

Форест объяснил Эдварду Шокли, что по брачному договору Филипп не имеет права вмешиваться в государственные дела и никогда в одиночку не займет английский престол, зато упрочение связей с Испанией пойдет на благо развитию торговли с испанскими колониями в Новом Свете и в Голландии. Эдвард, как и многие его соотечественники, угрюмо вздохнул:

– Английский престол не для испанских выскочек.

В последнее время Абигайль Мейсон вела себя скромно и неприметно – на это были свои причины. В августе 1553 года она ясно представляла себе дальнейшее развитие событий.

– Истинную веру запретят, в каждой церкви будут служить католические мессы, – с отвращением объясняла она мужу. – Надо уезжать отсюда.

– Куда? – изумленно спросил Питер.

– В Женеву, – решительно заявила она.

– Но ведь на это деньги нужны! – в отчаянии вскричал он.

– Господь нас не оставит.

Спасаясь от кровавого режима Марии Тюдор, Англию покидали в основном люди зажиточные, дворяне и ученые; простые ремесленники, стесненные в средствах, не могли позволить себе такой роскоши, и в Саруме об этом никто даже не помышлял.