Эдвард Резерфорд - Сарум. Роман об Англии

Однако жителей Сарума это не волновало.

Итак, Эдвард Шокли снова произнес зажигательную речь в совете и обрадовался, заметив одобрительные кивки слушателей.

Затем слово взял один из почтенных горожан:

– Войны – занятие разорительное, а потому и говорить о них не следует.

– Если испанцы пойдут на нас войной, то… – возмущенно воскликнул Шокли.

– То у нас есть оружие, – оборвал его горожанин.

На этом обсуждение закончилось.

В городском арсенале хранились древние пики и проржавевшие мечи.

Эдвард уныло покачал головой – убедить ему никого не удалось.

Зажигательная речь Эдварда, однако же, возымела неожиданное воздействие на жителей Сарума. Три дня спустя к нему явились просители из Уилтона.

– Мы живем по соседству с Джоном Муди, – объяснили они. – По нашему разумению, тебе не стоит больше вести с ним дела.

– Почему это? – удивился Эдвард.

– Он католик.

– Но ведь он соблюдает все установления Англиканской церкви! – возразил он.

Действительно, ему стоило немалых трудов убедить Джона в том, что посещение англиканских богослужений, вопреки настояниям иезуитов, не представляет собой ни греха, ни отступления от католической веры.

– Католики – предатели, они против королевы худое замышляют, – заявили просители.

Эдвард вперил в них гневный взор: хотя Елизавета и проявляла завидную терпимость в вопросах религиозных убеждений, обвинение в государственной измене было гораздо серьезнее.

– Джон Муди будет управлять моими делами до тех пор, пока ему не надоест, – ответил он просителям.

На следующий день Эдвард предупредил шурина о грозящей опасности и заверил его, что не оставит в беде.

Похоже, Англии предстояла тревожная зима.

Впрочем, тревогу несколько развеяло событие, доставившее Эдварду огромное наслаждение.

Джайлз Форест, явно что-то замышляя, пригласил Эдварда Шокли в имение графа Пемброка, где давала представление заезжая труппа актеров.

Эдвард с готовностью согласился – в Уилтон-Хаусе он никогда прежде не бывал.

Величественный особняк привел Эдварда в восхищение.

– Он очень похож на Несравненный дворец [41], – сказал Джайлз. – Говорят, его строили по рисункам самого Гольбейна.

Над внушительным серым особняком высилась квадратная башня; с одной стороны был разбит роскошный сад, откуда открывался замечательный вид на долину реки Наддер.

Шокли знал графа Пемброка лишь по редким встречам в Солсбери, и ему было любопытно взглянуть на вельможу в домашней обстановке.

– Нынешний граф Пемброк славится своей ученостью, не то что его отец, – напомнил Джайлз.

Действительно, Уильям Герберт, первый граф Пемброк, один из самых влиятельных людей королевства, грамоте не разумел.

– А жена – покровительница поэтов. Ею все восторгаются.

Генри Герберт, вначале опрометчиво взявший в жены сестру несчастной леди Джейн Грей, вторым браком женился на Кэтрин Тальбот, дочери графа Шрусбери, а после ее смерти – на шестнадцатилетней Мэри Сидни.

– Граф Пемброк на двадцать лет старше жены, но их брак оказался очень удачным, – пояснил Джайлз. – Супруги живут в роскоши.

В Уилтон-Хаусе держали двести ливрейных лакеев.

Мэри Сидни не принесла богатого приданого, но была племянницей фаворита королевы, Роберта Дадли, графа Лестера. Брат Мэ ри, сэр Филип Сидни, был придворным вельможей, воином и поэтом. В Уилтон-Хаус стекались знаменитые драматурги и литераторы Елизаветинской эпохи.

Вот и сейчас в особняке собралось замечательное общество – здесь были и Тинны из Лонглита, и Хангерфорды, и Горджи, владельцы великолепного замка Лонгфорд, близ Кларендонского леса. Эдвард Шокли поначалу робел – он редко встречался с аристократами, – но потом с увлечением втянулся в разговор.

Беседа шла об Эдмунде Спенсере и его поэме «Пастуший календарь», посвященной Филипу Сидни.

– Сидни попал в немилость при дворе, поэтому все лето провел у сестры, – вздохнул какой-то вельможа. – Говорят, сейчас он пишет новую поэму под названием «Аркадия»…

Эдвард, человек образованный, мог поддержать ученую беседу. Вдобавок теперь он лучше понимал странное поведение Джайлза Фореста. У некоторых создавалось впечатление, что учтивый и обходительный юноша немного не в себе, – он изъяснялся с такой изощренной вычурностью, что собеседники с трудом улавливали смысл его речей.

– Касательно моих стараний о призрении бедноты, мистер Шокли, не следует заблуждаться в их цели либо превратно истолковывать мою щедрость; я щедр на труды и силен трудами, хотя равно далек как от расточительности, так и от скаредности, и силы свои всенепременно стараюсь направлять к стезе приумножения возможностей создания условий для труда бедняков, что, по моему разумению, есть благое деяние, и за него воздастся сполна, – однажды заявил юный Форест.

Шокли изумленно покачал головой и попросил Джайлза выражать свои мысли проще.

Сейчас, в Уилтон-Хаусе, Шокли заметил, что многие юноши из Оксфорда изъяснялись так же вычурно; самый пустячный предмет разговора – будь то новое лакомство, погода или породистый скакун – превращался в премудрый дискурс, а серьезные темы, к примеру вопросы политики или государственного управления, обсуждались шутливо и поверхностно; собеседников больше занимали причудливые словесные игры.

Виной тому был роман Джона Лили «Эвфуэс, или Анатомия остроумия», пользовавшийся невероятным успехом у молодежи.

– Мы чтим его, как Священное Писание, – заявил Шокли один из разодетых юнцов.

Преувеличенно изысканные манеры молодых людей забавляли Эдварда, но сами юноши ему понравились: они писали сонеты, подражая великому Франческо Петрарке, и оттачивали воинское мастерство, особенно стрельбу из лука.

– Это укрепляет тело, – объясняли они. – Ведь в человеке все должно быть прекрасно – и тело, и разум.

Актеры представили зрителям какую-то историческую пьесу, а после спектакля Эдвард удостоился чести встретиться с графом Пемброком.

Генри Герберт, мужчина средних лет, с благородным одухотворенным лицом, был владельцем обширных угодий и наместником графства Уилтшир; под его началом находились войска графства и мировые судьи.

– Вы тот самый мистер Шокли, который единственный в Солсбери готов сражаться с врагами? – с теплой улыбкой осведомился граф Пемброк.

Эдвард зарделся от удовольствия.

От одного из гостей он узнал, что граф – великий знаток геральдики, а потому рассказал о новом гербе Форестов. Пемброк, выслушав описание, фыркнул и расхохотался. Эдвард так и не понял почему.

Вечером, по пути домой, Шокли показалось, что Джайлз Форест не спешит расставаться, затягивая прощание. А вдруг поездка в Уилтон-Хаус была лишь удобным предлогом выманить Эдварда из дому? Он задумчиво посмотрел на Джайлза: неужели юноша пойдет на то, чтобы устроить тайное свидание отца с Кэтрин? Впрочем, от Форестов всего можно ожидать. Эдвард торопливо распрощался с Джайлзом и уехал, не давая юноше опомниться.