Эдвард Резерфорд - Сарум. Роман об Англии

Патриции Шокли было не до разносолов. Она досадливо вздохнула.

«Ну что еще ему сказать?»

– Потому что меня в армию не взяли? – спросил Мейсон.

На широком лбу с ранними залысинами выступила испарина. Еще бы! Мейсон и в жару носил коричневый твидовый костюм, толстые шерстяные носки и туфли, начищенные до зеркального блеска. «Наверное, и нательное белье тоже шерстяное… – Патриция с трудом сдержала смех. – Ведет себя как пятидесятилетний, а ведь ему всего тридцать пять…»

Что ему сказать? Правду? Или придумать какую-нибудь отговорку? Нет, лучше уж правду.

– Джон, прости… Понимаешь, я тебя не люблю. Ни капельки.

– Я думал, что…

– Нет, наш поцелуй ничего не значит.

– Понятно. Я же не виноват, что…

Джон Мейсон никогда и ни в чем не был виноват. Не его вина, что у него слабые легкие, а потому к строевой службе он был непригоден. Ему еще повезло – в Первую мировую войну ему обязательно вручили бы белое перышко в знак трусости. На самом деле трудам на нужды фронта он посвящал все время, свободное от работы в адвокатской конторе. В начале войны Джон Мейсон, памятуя о возможных газовых атаках, занялся организацией добровольных бригад санитаров и пожарных, а потом собрал отряд по защите от воздушных налетов, помог наладить перевозку пациентов в больницы и разработал график приглашения офицеров и солдат на ужин к жителям города. В целом он принимал самое деятельное участие во всех оборонных мероприятиях.

И уж разумеется, не его вина, что Патриция из лучших побуждений – точнее, из жалости – несколько раз сходила с ним на свидание и даже подарила ему поцелуй.

Увы, он воспринял это слишком серьезно и немедленно сделал ей предложение.

– Может быть, со временем ты…

– Нет, – решительно ответила она. – Прошу тебя, забудь обо мне.

– Я постараюсь, – пробормотал он.

Патриция, поглядев на его расстроенное лицо, снова вздохнула: господи, это невыносимо!

Джон Мейсон в отчаянии подумал, что глупо было даже на деяться на ответное чувство. И все же в золотоволосой красавице скво зило что-то детское, наивное и очень ранимое – ее хотелось защитить.

Официантка принесла кофе.

«Слава богу, что кофе не по карточкам выдают!» – подумала Патриция и хотела было пригласить Джона на обед через неделю, но вовремя опомнилась.

– Пожалуй, нам пока не стоит больше встречаться, – сказала она.

– Да, хорошо.

– Ничего хорошего, – вздохнула Патриция. – Мне пора.

Она торопливо вышла из ресторана, а Джон, оставшись за столиком, погрузился в невеселые думы. «Ничего хорошего»… Значит ли это, что ее огорчает такое положение дел? Огорчение – это чувство. Значит, она питает к нему какие-то чувства. Джон задумчиво пригубил остывший кофе. Похоже, у него все-таки есть надежда…

Жители Сарума радушно приняли американских военных, расквартированных в окрестностях. Поначалу не обходилось без недоразумений, однако за два года и горожане, и солдаты привыкли к поведению друг друга, хотя по-прежнему удивлялись некоторым странностям.

В 1942 году американские солдаты с презрением относились к британцам, которые до сих пор не выиграли войну. Однако же в Англию, где все лето лили холодные дожди, американцы прибыли из жаркой Флориды, в летних мундирах – и почти сразу же подхватили грипп и воспаление легких, из-за чего местные жители сочли их неженками. Впрочем, после Африканской кампании и англичане, и американцы прониклись уважением друг к другу.

– Мы все разные, как бананы, – смеясь, объяснял Патриции один из солдат. – Есть зеленые, есть и с гнильцой.

Теперь у союзных войск появился новый герой – Гарольд Александер, генерал британской армии.

Вскоре жители Солсбери заметили, что американская армия устроена иначе, чем английская. В британской армии к боевым действиям готовили каждого, а вот в армии США военнослужащие разделялись на две категории: обслуживающий персонал – канцелярские клерки, снабженцы, казначеи и прочие, пригодные только для вспомогательных работ, – и собственно бойцы, которые, хотя при каждом удобном случае расслабленно опирались на первую попавшуюся поверхность, тем не менее обладали восхитительной крепостью и несгибаемостью. Обитатели Сарума быстро научились их различать.

– Наши солдаты – как сжатая пружина, а американцы какие-то резиновые, – сказала однажды Патриция бригадиру Форесту-Уилсону.

– Зато ни в твердости, ни в гибкости им не откажешь.

Однако жители Солсбери не могли простить американским солдатам их снисходительное отношение к городу и его обитателям. Старинные городские кварталы американцы пренебрежительно именовали трущобами, а местных девушек и служащих Женского вспомогательного территориального корпуса – медсестер, санитарок и телефонисток – объявили старомодными; появление в городской больнице американской медсестры в нейлоновых чулках произвело фурор.

Кроме того, существовала еще и разница в доходах английских и американских военнослужащих, которая становилась тем заметнее, чем ниже был занимаемый чин. Генералы и старшие офицеры обеих армий получали сопоставимое жалованье, а вот британские майоры – две трети жалованья своих американских коллег, капитаны – всего половину; жалованье английского лейтенанта было в два с половиной раза меньше, чем у лейтенанта американской армии. Рядовой армии США получал, в пересчете на английскую валюту, огромную сумму: три фунта восемь шиллингов и девять пенсов в неделю, то есть впятеро больше жалованья английского солдата.

Обитатели Сарума впервые осознали, как бедно они живут в самом сердце могущественной Британской империи.

Вдобавок неприязнь к американцам подогревалась не только их вызывающим поведением, но и отношением к еде. Американские солдаты, скучая по дому, постоянно рассказывали о привольном житье. Власти Соединенных Штатов снабжали войска огромным количеством провизии, совершенно неизвестной – и недоступной – местным жителям, и запрещали бойцам пить местное молоко, которое якобы вызывало желудочно-кишечные заболевания. Однако самые большие нарекания вызывало расточительство американцев. Для жителей Сарума было кощунством не доесть предложенное угощение, отправить в мусор оберточную бумагу, картон и бечеву и с небывалой легкостью выбрасывать чуть поврежденные вещи. Американцы привыкли жить с размахом, на широкую ногу, твердо уверенные в неистощимом потоке всевозможного добра, сыпавшегося будто из рога изобилия. Англичане не могли этого понять и упрямо считали свою родину самой лучшей на свете, – в конце концов, они жили не где-нибудь, а в великой и могучей Британской им перии!

Как ни странно, и местные жители, и американские солдаты сходились в одном: в пристрастии к традиционному английскому лакомству – жареной рыбе с картошкой; в его потреблении американцы обогнали англичан.