Эдвард Резерфорд - Сарум. Роман об Англии

– Да, – согласилась Патриция.

Их накормили превосходным ужином. Они распили бутылку неплохого красного вина, а потом вернулись по заливным лугам в город, где высилась серая громада древнего собора. На деревянном мостике через реку Патриция и Адам поцеловались.

– Какие у тебя планы на вечер? – спросила она.

– Я заночую в гостинице «Белый олень».

– Ах вот как!

– Я снял там лучший номер – на случай, если приеду с женой.

– А ее фамилия тоже Шокли?

– Ага, – ухмыльнулся он.

Она взяла его под руку:

– Что ж, вперед, Шокли.

Полчаса спустя он счастливо вздохнул:

– Шокли, похоже, ты взяла инициативу в свои руки.

– Никак нет, – рассмеялась Патриция. – Я просто изголодалась.

В девять часов вечера Джон Мейсон поднялся на крыльцо особняка в Милфорд-Хилле и объяснил девушке, открывшей дверь, что пришел повидаться с Патрицией Шокли.

– Сейчас позову, – ответила она и скрылась в глубине дома.

– Она с американским летчиком гулять ушла, – донеслось из чьей-то комнаты.

У Джона Мейсона мучительно заныло сердце.

– Она вышла, – объявила девушка, выйдя на порог.

Мейсон понуро побрел на улицу. Сгущались теплые летние сумерки. Может быть, Патриция скоро вернется? Он решил подождать ее у подножия холма.

В десять часов вечера он собрался было уходить, но передумал. В половине одиннадцатого к особняку подошел подвыпивший американский солдат. Мейсон раздраженно велел ему уйти.

– Это еще почему?

– Потому что я адвокат и сейчас военную полицию вызову.

Солдат грязно выругался, но в драку ввязываться не стал – Мейсон превосходил его размерами – и ушел восвояси.

К полуночи надежды у Мейсона не осталось.

Домой он отправился только во втором часу ночи.

Роман Адама Шокли и Патриции Шокли продолжался весь май. Обычно они встречались в Фордингбридже или в Даунтоне, на полпути между Солсбери и военной базой Адама, но однажды он приехал в город на автобусе, и Патриция отвезла его в своем «моррисе» на взгорье, к развалинам крепости на холме.

– Я покажу тебе Сарум, – пообещала она.

– А как же…

– Ничего страшного, укромное местечко найдется.

Они осмотрели древние руины и поглядели с холма на равнину, полную закамуфлированной военной техники, а потом поехали в долину Эйвона. Близ деревни Эйвонсфорд Патриция воскликнула:

– А теперь – пикник!

Адам взял из машины плед и корзинку с припасами, и Патриция вывела его по тропке на взгорье.

– Я это место обнаружила в прошлом году, – объяснила она. – Правда, отсюда великолепный вид открывается?

Неподалеку высился курган с купой деревьев на вершине.

– А там что? – спросил Адам.

– Не знаю… Давай посмотрим.

Они прошли через поле, вспугнув облако синих бабочек, и поднялись на курган, где обнаружили за стеной древних тисов зеленую лужайку.

– Странное место, – сказал Адам.

– Странное и безлюдное, – с улыбкой согласилась Патриция, расстелив плед на мягкой траве, согретой полуденным солнцем, и неторопливо расстегивая пуговицы жакета. – Отличное место для пикника.

Адам лучился счастьем, что не ускользнуло от внимания его товарищей-летчиков. Они дружелюбно поддразнивали его и гадали, что означают сообщения, которые время от времени оставляли для него телефонистки, – «Даунтон, 2.30». Поскольку имя своей пассии Адам назвать отказался, она так и стала для всей военной базы «Даунтон два тридцать».

Патриция тоже сияла от радости, хотя всякий раз, как Адам улетал на задание, проводила ночи без сна, орошая слезами подушку. Однажды Форест-Уилсон пригласил ее на ужин, но она вежливо отказалась. Бригадир не стал настаивать, лишь с сожалением взглянул на нее, догадываясь о причине отказа.

Спустя несколько дней Форест-Уилсон, заметив новые нейлоновые чулки Патриции, сразу понял, что ее возлюбленный – американец.

Адам и Патриция, наслаждаясь отпущенными им краткими неделями счастья, обходили молчанием только одну тему, – жизнь после войны. Однажды он нерешительно упомянул о возможной встрече осенью, но Патриция быстро оборвала его:

– Не надо об этом, сглазишь.

Адам Шокли решил, что неплохо бы уговорить Патрицию переехать в Филадельфию.

Ее суждения не раз изумляли Адама. Патриция так решительно выражала свое мнение, что Адама это настораживало.

Как-то раз они зашли в магазинчик в Фордингбридже, где старая продавщица с подчеркнутым уважением обращалась к Патриции «мисс».

– Это признак английской сословной системы? – с улыбкой спросил Адам.

– Да, – сердито ответила Патриция. – Ничего, после войны все изменится.

– А что, это так важно?

Она со вздохом указала на латунные буквы на погонах форменного кителя – «F. A. N. Y» [62]:

– Видишь? Я служу в подразделении Женского вспомогательного территориального корпуса, которое предоставляет водителей для высшего командного состава.

– Ну и что?

– Ты не догадываешься, кого туда принимают?

– Тех, кто хорошо водит автомобиль?

– Нет. Тех, у кого правильное произношение. Девушек знатного рода, из хороших семей, из высших слоев общества.

– Да, я об этом слышал, – пожал плечами Адам.

– Если честно, то девушки из простых машину водить не умеют. По-моему, это несправедливо! – воскликнула Патриция и, улыбнувшись, добавила: – Вот такая я бунтарка.

«Интересно, как же она бунтовать собирается?» – подумал Адам.

В другой раз, увидев на рыночной площади американского солдата, скупающего продовольствие, она укоризненно покачала головой и заявила:

– Нехорошо, что у них так много денег.

– Неужели англичане чужим деньгам завидуют? – удивился Адам.

Патриция недоуменно посмотрела на него и объяснила:

– Нет, не в этом дело. Чему тут завидовать? Деньги солдат развращают.

Он не понял, к чему она клонит, но спорить не стал.

На кургане у Эйвонсфорда, в окружении старых тисов, Адам наконец решил поговорить с ней начистоту. «Прежде чем жениться, хорошо бы понять, что у нее на уме», – подумал он.

– Вот ты утверждаешь, что после войны все изменится… А что именно должно измениться?

– Тебе и вправду интересно? – спросила она, глядя на далекие холмы.

– Ага.

– Тогда слушай, – вздохнула она, сорвала длинную травинку и задумчиво обмотала ее вокруг пальца. – Мне никто не верит… ни подруги, ни знакомые в Солсбери. Все утверждают, что, как только война закончится, все пойдет своим чередом, жизнь вернется в привычную колею. А знаешь, что это такое?

– Как обычно, работа…

– Нет, не работа, а праздность. Прислуга. Дешевая рабочая сила. Эксплуатация бедняков – вот что такое привычная колея.

– По-твоему, это все изменится?

– Да. Война разрушила социальные границы, уничтожила сословные привилегии. Народом слишком долго помыкали, а с наступлением войны люди поняли, что перемены не только возможны, но и необходимы.