Кэтрин Уэбб - Незаконнорожденная

Она покачала головой, бормоча себе под нос возражения. «Элис была моей сестрой. Рейчел Уикс мутит воду, и только. Она фантазерка!» Причина, по которой Джонатан убил Элис, кроется в последнем письме, которое Элис послала ему в Брайтон, и в нем не говорилось, что она полюбила другого. В нем несомненно шла речь о чем-то еще, что заставило его поспешить в Батгемптон, довело до бешенства и заставило практически обезуметь.

Тяжело дыша, она остановилась перед дверью, а затем без стука вошла внутрь. Услышав звук шагов, Джонатан вышел из спальни. Его рубашка была помята и не заправлена, непричесанные волосы свисали на глаза.

– Пташка? Что случилось? – спросил он, наклонившись к ней.

Его тон оказался настолько естественным и спокойным, что Пташка невольно сделала шаг назад. «Вот человек, которого я ненавижу. Разве он этого не понимает?»

– Ты себя хорошо чувствуешь? Какая ты бледная…

– Хорошо ли я себя чувствую? – Она слегка пошатнулась и расставила руки, чтобы удержать равновесие. – Так не должно быть, – пробормотала она, преодолевая головокружение.

За его ссутулившейся спиной, на захламленном письменном столе, лежал нож. Тупое оловянное лезвие, предназначенное для вскрытия писем и разрезания книг, тускло отсвечивало в свете утренних сумерек. Тупое, но все равно смертоносное, если ударить достаточно сильно. Пташка не сводила с него глаз, пока Джонатан в замешательстве на нее смотрел. Понадобится всего три шага, рассчитала она. Три быстрых шага, потом поворот, взмах, и все, что известно ему одному, вытечет из него вместе с кровью, которая просочится сквозь потолок расположенной под ними гостиной и станет капать с покрывающей его замысловатой лепнины. Она привстала на цыпочки, готовясь к броску.

– Пташка, – проговорил Джонатан, потирая переносицу большим и указательным пальцем, и вздохнул. – Иногда ты мне напоминаешь о ней. Тебе это известно? Ты переняла ее… жесты. Выражение лица. Иной раз это заметно.

Пташка моргнула, нож скрылся за пеленой слез, и она яростно замотала головой.

– Мне жаль, что вы не умерли вместо нее! – воскликнула она.

У Джонатана не дрогнул ни один мускул.

– Мне тоже, – сказал он.

Правила хорошего тона требовали, чтобы она не выходила на улицу, пока рассеченная и вздувшаяся губа не заживет полностью, но Рейчел вдруг обнаружила, что ее все меньше и меньше волнует, что прилично, а что нет. Левую сторону подбородка занимал зеленоватый синяк, а ранка подсохла и превратилась в плотную черную линию. Одеваясь, Ричард отводил от нее взгляд и виновато хмурился.

– Не нужно ходить к Аллейнам такой разукрашенной, – сказал он, натягивая сапоги.

– У меня назначена встреча. И я пойду.

– Но твое лицо…

– И что?

– Нужно послать записку и сказаться больной, – предложил он, надувшись, словно ребенок.

Рейчел вдруг испытала совсем новое для себя чувство, которого прежде не знала, – опустошающую смесь страха и презрения.

– Но я вполне здорова, мистер Уикс. И уверена, что мой внешний вид в доме, куда я направляюсь, ни для кого не покажется оскорбительным, – возразила она холодно.

Ричард не счел нужным спорить дальше и без лишних слов спустился в лавку, оставив Рейчел в раздумьях о том, не суждено ли ее отношениям с мужем и впредь быть такими, как сейчас, до конца дней. «Гнев, насилие, разочарование. Похоже, вот что ждет нас обоих».

К тому времени как Рейчел поднялась в Лэнсдаунский Полумесяц, небо молочного цвета от солнца стало ослепительно-белым. Облака начинали рассеиваться, и за ними виднелась яркая полоса синевы. Иней опушил в Бате все оконные стекла. Не было ни ветерка. Ноябрь обещал быть ясным и морозным.

Когда Доркас провела Рейчел в комнаты Джонатана, тот поднялся из-за письменного стола и улыбнулся, но улыбка сошла с его лица, когда он разглядел лицо гостьи.

– Что произошло? – спросил Джонатан серьезно.

– Небольшая неприятность, только и всего.

– Он вас бьет?

– Это случилось впервые, и отчасти виновата я, потому что начала спорить с мужем.

– Первый раз редко бывает последним. А из-за чего вышла ссора?

– Я… – Рейчел замолчала, испугавшись, что может показаться мелочной и сентиментальной. – По существу, причиной послужила пустяковая вещица. Серебряная шкатулка, принадлежавшая матери. Внутри был пришпилен ее локон. Теперь она… продана.

Воспоминание о пропаже по-прежнему вызывало в ней грусть и чувство одиночества.

– Продана Ричардом без вашего ведома?

– Да. Знаю, печалиться о такой потере сущее ребячество. Но я действительно огорчена.

– Может, и ребячество, но вещь, ставшая частью детства, может быть поистине драгоценна, – мягко проговорил Джонатан. – Лично я совершенно не помню, что значит быть мальчишкой и какую жизнь я вел до всего этого…

– Возможно, это к лучшему. А иначе всегда есть искушение представить, что эта девочка, которой я когда-то была, сказала бы обо мне теперь. Что она подумала бы о той жизни, которую я для себя выбрала.

– Нельзя предугадать исход событий, прежде чем они начнутся. Вы не должны себя винить, – тихо сказал Джонатан.

Рейчел отвернулась и стала глядеть в окно, за которым небо теперь искрилось синевой. По сравнению с ним комната, в которой они находились, казалась удручающе тусклой.

– Давайте сходим на прогулку. Сегодня мне тяжело находиться взаперти.

– Я не выхожу из дому, – хмуро покачал головой Джонатан.

– Знаю. Но сейчас отличное время, чтобы это сделать. Свежий воздух и моцион нам обоим пойдут на пользу.

– Мне все равно, если меня увидят. Но моя нога и все прочее… Но я не выношу толпы, – сказал он.

Рейчел на мгновение задумалась.

– А как насчет овец? Их вы тоже не выносите? Смею предположить, они не скажут ничего такого ни о вас, ни о вашей ноге. Идемте. Я настаиваю.

Доркас и дворецкий Фалмут с нескрываемым изумлением уставились на Джонатана, когда тот спустился вниз и велел подать ему пальто и шляпу. Но лица их стали еще более удивленными, когда он, щурясь на солнце, вышел из дому под руку с Рейчел.

– Сейчас они побегут к матери и доложат, что я исцелился, – заметил Джонатан сухо.

Локоть, которого касалась рука Рейчел, был плотно прижат к туловищу, и Рейчел чувствовала, как напряжено его тело.

– Это всего лишь променад, – сказала она осторожно. – Вполне обыденное дело.

Джонатан смотрел прямо себе под ноги, не обращая внимания на взгляды прохожих – джентльменов и слуг, слоняющихся без дела.

– На нас смотрят, – пробормотал он. – Чтоб они все ослепли!

Джонатан шел, подволакивая больную ногу, и та слегка подгибалась, отчего походка выглядела неровной, подпрыгивающей.

– Пускай любуются. Скорее всего, они глядят на мою губу и спрашивают себя, не пнула ли я вас по ноге в отместку, – ответила Рейчел.