Антония Байетт - Детская книга

Джулиан и Гризельда в этот лагерь не поехали. Чарльз – Карл отправился в лагерь для агитаторов. Женщины там ходили в гимнастических рубашках. Мужчины – во фланелевых штанах или бриджах и толстых носках. Все носили обувь на удобной плоской подошве, делали гимнастику и плавали. Чарльзу – Карлу удалось убедить Элси Уоррен оставить дочь с Мэриан и тоже приехать в лагерь. Элси в это время читала и думала с такой скоростью и яростью, что посрамила бы небольшие экскурсы Руперта Брука в елизаветинскую поэзию. Словно от этого ее жизнь зависит, заметил Чарльз. «Зависит», – ответила Элси. Она читала Мэтью Арнольда и Джордж Элиот, «Современную утопию» и «Вести ниоткуда», стихи Морриса и Эдварда Карпентера. Она писала в тетрадь, что ей понравилось и что не понравилось, но Чарльзу – Карлу эти записи не показывала.

Считалось, что в фабианских лагерях вопросы пола не возникают. Там царили дружба, общая цель, здоровый дух в здоровом теле. Элси задавала вопросы и ставила под вопрос полученные ответы. По прибытии в лагерь она говорила с ярко выраженным акцентом срединных графств. На самом деле она умела почти полностью убирать акцент, так что по говору невозможно было определить, откуда она. Чарльз – Карл с радостью учителя наблюдал, как Элси ввязывается в споры и заводит друзей. Между ним и Элси стоял вопрос пола. Он знал, что «нравится» Элси. У них были свои, только им двоим понятные, шутки. Им было легко друг с другом. Слишком легко, думал Чарльз – Карл. Многое зависело от погоды. В один из более солнечных дней они пошли гулять вдвоем и присели на кочку, обглоданную овцами.

– Я бы хотел тебя поцеловать, – сказал Чарльз – Карл.

– А потом что? – спросила Элси, не придвигаясь и не отодвигаясь, полулежа рядом с ним и разглядывая землю.

– Ну а потом видно будет.

– Что именно? – не уступала Элси.

– Я никогда не сделаю тебе больно, для меня это было бы хуже всего на свете.

– А для меня хуже всего на свете – потерять независимость.

– Ты можешь подарить мне независимый поцелуй.

– Могу? Вряд ли. Одно влечет за собой другое.

– Но ты же не будешь утверждать, что тебя раньше никто никуда не влек, – отважился Чарльз – Карл. – Ты все об этом уже знаешь. А я нет.

Элси нахмурилась:

– Ты не встречал настоящую змею в человеческом обличье. Думаю, что нет. Змею, чарующую птичек, змею с холодными глазами и железной волей.

– У меня тоже есть воля. Но я не хочу делать тебе больно…

– Ты и многого другого тоже не хочешь. А я еще не хочу потерять твою дружбу. Она для меня очень много значит.

Чарльз потянулся к ней и взял ее за руку. Она позволила. Он приблизил лицо к ее лицу, и она закрыла глаза. А потом сжала губы и отвернулась.

В конце лагеря Чарльз – Карл и Элси уехали на день раньше, пропустив лекцию Герберта Метли на тему «Искусство и свобода для общества и личности». Элси сказала, что не хочет его слушать, и Чарльз – Карл поддержал ее:

– Мы можем выйти из поезда где-нибудь по пути и полюбоваться природой.

Он замер в ожидании.

– Ладно, – сказала Элси.

Так они оказались в живописной харчевне в Оксфордшире. Сад за домом убегал вниз, к ручью. В саду росли розы, гвоздики и незабудки. Чарльз сказал:

– Элси, ты – миссис Уэллвуд.

– Нет, и не буду. Но один раз ты можешь так сказать. Только один раз. Я все продумала. Я тебе должна.

– Должна! – повторил Чарльз. – Да чтоб тебя. Я хочу, чтобы ты была счастлива.

– Я никогда не буду счастлива. Я лишилась места и не нашла другого. Но здесь мы можем поиграть в другую жизнь, если хочешь. Я же сказала, что согласна.

В спальне, куда их провели, он хотел поцеловать ее, потом подумал, что не станет, и открыл окно на лужайку, чтобы слышать журчание ручейка. В окно полетела мошкара. Он снова закрыл его. Элси с негнущейся прямой спиной расчесала волосы и снова уложила в прическу, стоя спиной к Чарльзу – Карлу. Но она видела его в зеркало, видела беспокойство у него на лице и мрачно ухмыльнулась ему, вонзая в узел волос последнюю шпильку. Он улыбнулся в ответ – зеркальной Элси.

Они спустились к ужину гуськом по узким ступенькам лестницы, покрытой истертым ковром. В столовой были красивые обои и занавески в цветочек. Элси держалась прямо, как линейка, и стискивала руки на коленях. Она выбрала грибной суп, запеченную баранью ногу с зеленым горошком и пирог со сливами. Чарльз – Карл взял то же самое. Он сказал:

– Этот Метли – болван.

– Он пишет не про настоящую жизнь, это уж точно. – Элси глядела в тарелку. – Но, правда, убеждать он умеет.

И добавила:

– Миссис Метли, она мне очень помогала вместе с миссис Оукшотт и мисс Дейс. А ведь они могли бы отнестись ко мне холодно, свысока. Они меня спасли на самом деле.

– Сейчас многое меняется, – заметил Чарльз – Карл. Он хотел сказать что-нибудь теплое, утешительное о ее былом несчастье, но ничего не придумал. Он знал, что она это поняла.

Принесли суп и хлеб на тарелочках, расписанных летящими аистами, взлетающими аистами и камышами. Карл спросил, нет ли вина, ему принесли небогатую винную карту, и он заказал бутылку белого бургундского. Элси сказала:

– Минтон. Эти аисты. Моя мамка… мама… таких рисовала. У нас была пара таких тарелок. Второго сорта. Она их не очень любила. Говорила, что это японский стиль и что аисты – к долголетию. А в Англии они – к детям, она так говорила, а детей у нее и так уже было слишком много.

Элси помолчала.

– Она умерла от свинцовых белил. Мамка… мама была художница, была бы художница, если бы у нее была такая возможность. Филип это унаследовал от нее. Она умерла от свинцовых белил и оттого, что у нее было слишком много детей. Мы когда-то сочинили дурацкую песню.

– Ну? – спросил Чарльз – Карл.

– Семь человек на постель мертвеца, – как-то скомканно выговорила Элси. – Мы с Филипом сочинили. Нам некуда было положить брата… когда он умер… так что пришлось его оставить на кровати, а мы все кашляли, тоже чуть концы не отдали.

И добавила:

– Извини.

– За что? Я хочу, чтобы ты со мной говорила. Рассказывала мне.

– Мои рассказы не подходят для такого распрекрасного обеда на красивых тарелках. Ты мне помогал, так же как миссис Метли и миссис Оукшотт. Я тебе благодарна.

– Ты это говоришь, – не остался в долгу Чарльз – Карл, – чтобы подчеркнуть классовые различия между тобой и мной. Которые нам следует забыть.

– В этом супе настоящие сливки. Ровно столько, сколько надо. Это ведь тоже искусство. Нет, мы с тобой не можем забыть об этих различиях.

У Карла не шла из головы картина: семь (очень грязных) человек втиснуты в одну кровать и кашляют, и один из них мертвый. Элси аккуратно орудовала суповой ложкой. Он смотрел на лицо с сильными чертами, замкнутое, сдержанное, но живое, пытливое. Чужое – частью из-за классовых различий, частью из-за того, что пережила она и никогда не переживал он. Он сказал: