Стивен Сейлор - Империя. Роман об имперском Риме

– Задолго до появления на Тибре города, когда на Семи холмах жили лишь пастухи да редкие торговцы, здесь побывал Геркулес, который гнал стадо быков. В пещере на Палатине, вон там, жило чудовище по имени Какус, наводившее ужас на местных жителей. Какус совершил ошибку, попытавшись похитить у пришельца быка, – он не знал, с кем имеет дело! – и Геркулес в жестокой схватке убил чудовище прямо на этом месте. А Пинарии жили здесь даже в те стародавние времена, ибо Ливий сообщает, что именно Пинарий заложил жертвенник – самый первый алтарь божеству на Семи холмах.

Кезон, молчавший с того момента, как они сошли с носилок, наконец подал голос:

– Геркулес не был богом, брат.

Тит покосился на него:

– Строго говоря, при жизни он был полубогом, так как Юпитер зачал его от смертной женщины. Но после смерти он присоединился на Олимпе к богам.

Кезон негромко фыркнул:

– Если ты веришь в такую чушь.

– Кезон! – Тит скрипнул зубами.

Брат не впервые выражал столь крамольные мысли, но богохульство в общественном месте, где кругом чужие уши, а тем более рядом со святилищем, издревле связанным узами с их собственным родом, выходило за рамки приличий. Тит попросил Артемисию и Хризанту вернуться в носилки, после чего сквозь зубы обратился к Кезону:

– Научись различать, брат, когда можно говорить, а когда лучше оставить свои мысли при себе.

– А что? Юпитер поразит меня молнией, если услышит?

– Не исключено! Мне кажется, брат, или с прибытием в Рим твои нечестивые взгляды только усугубились? Я надеялся, что здесь, не подвергаясь влиянию иудейских мистиков из Александрии, ты станешь ближе к богам. Я знаю, что и отец на это рассчитывал.

– Не приплетай отца.

– Почему бы и нет? Если человек почитает родителей, он почитает богов, и наоборот. Похоже, тебе не по нраву и то и другое. У александрийцев давняя традиция дозволять проповедование любых заморских идей, даже опасных, и мы видели результат: боги давным-давно словно покинули этот город. Но сейчас мы в Риме, в сердце мира, центре мировой религии. Здесь дом нашего императора, который также является великим понтификом, высшим из жрецов. Спускаясь на землю, боги избирают своей обителью Рим. А почему? Потому что никакой другой город не предлагает им столько блистательных храмов и алтарей, где благочестивый люд приносит им жерт вы. А Рим в ответ благословлен небесами превыше всех городов. Здесь, в Риме, тебе надо научиться держать нечестивые мысли при себе и должным образом почитать богов. Этого требую не я, но боги.

– Нет, именно ты, Тит. Твоим богам ничего не надо, потому что они не существуют.

– Что за кощунство, Кезон! В богов верят даже твои иудейские мистики в Александрии, пусть и возносят одного над всеми прочими. Разве их бог Иегова не заповедал им: «Да не будет у тебя других богов пред лицом Моим»? Как видишь, Кезон, я кое-что знаю об идеях, которых ты понабрался в Александрии, хотя и не представляю себе бога, который требует от своих почитателей отвергнуть его товарищей-богов.

Кезон покачал головой:

– Ты ничего не понял, Тит. Я пробовал тебе растолковать…

– Мне ясно одно: тот, кто отрицает богов, напрашивается на их кару.

Кезон вздохнул:

– Полагаю, сегодня мы встретимся с одним из твоих так называемых богов.

– Что ты имеешь в виду?

– Говорят, Калигула считает себя богом. Или богиней, когда переодевается Венерой. Нам упасть на колени и поклониться ему? – Тон Кезона был саркастичным, но Тит ответил серь езно:

– Вообще говоря, перед входом к нему от нас могут потребовать признать божественное происхождение императора. Ты не умрешь, если пробормочешь молитву и воскуришь не много фимиама. Давай покончим со спорами и вернемся к женам.

Пока носильщики взбирались на Палатин, Хризанта пыталась развлечь Тита беспорядочными предположениями. Окажется ли при императоре его жена Цезония? Во что она будет одета? Появится ли юная дочь? Тит время от времени что-то бурчал в ответ, но не слушал. Спор с Кезоном выбил его из колеи. Тита одолели нежеланные мысли. С тех самых пор, как прибыл вызов, Тит дни напролет твердил себе, что аудиенция у императора – небывалая честь и прекрасная возможность; что ее надо желать, а не страшиться. Однако теперь он вдруг встревожился, не зная, чего ожидать. Об императоре ходило великое множество странных слухов.

Однажды Калигула поплыл завоевывать Британию, потом внезапно повернул назад и приказал войскам собирать ракушки, которые торжественно предъявил народу и римскому сенату как военные трофеи, заявив, что захватил океан; байку поведал Титу хозяин таверны в Субуре, и все присутствующие ее подтвердили. На рынке жена архитектора рассказала Хризанте, что ее муж участвовал в строительстве великолепного мраморного стойла и яслей слоновой кости для любимого императорского коня, которого Калигула облачал в пурпурные покрывала и драгоценное ожерелье, приглашал на обеды и величал Консулом.

Эти истории звучали почти смехотворно, однако другие были тревожнее. Однажды Калигула устроил состязание ораторов и проигравших заставил дочиста вылизать их восковые таблички. Когда Калигула занемог, один человек заявил, что будет рад пожертвовать жизнью для спасения императора; выздоровев, Калигула напомнил ему про обет и вынудил покончить с собой. На гладиаторских боях число приговоренных к растерзанию дикими зверями неожиданно исчерпалось, и Калигула, дабы пополнить его, велел швырнуть на арену кое-кого из зрителей. Подобные рассказы широко расходились и почитались правдой.

В той же мере распространился слух, что Калигула спит со всеми тремя своими сестрами, открыто практикуя инцест и горделиво утверждая, будто и он сам является плодом кровосмешения между прабабкой Юлией и ее отцом, Божественным Августом.

Тит не знал, что и думать. Разобраться в россказнях помог бы Клавдий, но Тит и Кезон не видели его уже больше месяца. С приближением родов у Мессалины дядя становился все более замкнутым и отстраненным, а в конечном счете и вовсе заперся в имперской резиденции и никого не принял даже в сатурналии [13]. Когда близнецов призвали на аудиенцию к Калигуле, Тит сразу же отослал Клавдию сообщение, в котором передал новости и попросил о встрече, надеясь заручиться его советами. Дядя ограничился загадочным ответом: «Да пребудет с вами Фортуна!»

Носилки прибыли на гравийный передний двор императорского дома, где уже разместилось множество других. Двор наводняли праздные носильщики, а также гонцы и рабы, чьи господа занимались делами внутри. Хотя со времен Августа дворец изрядно разросся, гостевым входом по-прежнему служил портал, обрамленный лавровыми деревьями, а во дворе по-прежнему оставались доспехи Божественного Августа. Проходя мимо, Тит дерзнул дотронуться до бронзовой нагрудной пластины. Трепет от пребывания в столь славном месте почти развеял его тревоги.