Стивен Сейлор - Империя. Роман об имперском Риме

– Только поглядите! Беседа ненадолго обратилась к политике и снова перешла точнехонько к половым отношениям.

– Мы говорим о евнухах, у которых нет пола, – возразил Марциал.

– Хватит! – призвал хозяин. – Чтобы угодить Луцию Пинарию, поговорим о чем-нибудь другом. Должна же найтись в столь огромном мире хоть одна достойная тема.

– Можно и о самом мире, – предложил Луций. – Известно ли вам об открытии полководца Агриколы? Оказывается, Британия – это остров. Сущая правда. Вопреки ожиданиям, тамошняя суша не бесконечно уходит на север. Она обрывается, сменяясь холодным и неспокойным морем.

Дион рассмеялся:

– Твои сведения могли бы представить некоторый интерес, будь у кого-нибудь повод отправиться в Британию. Я предпочитаю юг. Эпиктет, ты и слова не произнес. Ты ведь только что из Кампании?

– Да. Я совершил короткое путешествие в Геркуланум и Помпеи, а дальше – через залив в Байи. Похоже, я подыскал весьма перспективное место в доме очень богатого кулинара, знатного мастера готовить гарум. Его вилла находится прямо у фабрики, и там воняет тухлой рыбой, зато из дома открывается восхитительный вид на залив, а щенок, которого я буду учить, не полный варвар.

– Но как же ты стерпишь разлуку с городом? – спросил Марциал.

– Кампания, конечно, не Рим, – ответил Эпиктет, – но каждый, кто имеет в Риме какой-то вес, держит на заливе второй дом, а потому интересные люди найдутся всегда. Общество такое же, как в столице, но, кроме обедов, устраиваются еще лодочные прогулки и пирушки на берегу. Иные живут там круглый год, как твой друг Плиний.

– Ты послушал меня и навестил его? – оживился Марциал. – Милый старина Плиний! Немного занудлив, но у него всегда найдутся глоток вина и постель.

– Он вовсе не показался мне занудой. Если на то пошло, он сообщил мне о довольно странных вещах, которые там творятся.

– Что такое? – спросил Луций.

– Диковинные явления, – ответил Эпиктет.

– О, Плиний любит такое! – кивнул Марциал. – Собирает странности по всему миру и заносит в книгу.

– Его изрядно встревожило тамошнее землетрясение.

– Если переедешь в Кампанию, к землетрясениям придется привыкнуть, – заметил Эпафродит. – При Нероне там произошла пара довольно крупных. Ты должен помнить, Эпиктет; мы с тобой оба были в Неаполе, когда Нерон впервые выступил перед публикой. Землетрясение поразило театр на середине его песни – земля закачалась, как штормовое море, но Нерон продолжил петь. Никто не посмел встать с места! Потом он сказал мне, что счел землетрясение добрым знамением: будто бы боги аплодировали ему, сотрясая почву. Едва он завершил выступление, все бросились к выходам. И здание рухнуло лишь тогда, когда полностью опустело! А что сделал Нерон? Сочинил новую песнь – благодарственную оду богам, ибо они сочли правильным отложить катастрофу до конца его выступления, и ни один человек не пострадал. Ах, Нерон! – смахнул слезу Эпафродит.

Эпиктет отреагировал на рассказ секретаря кривой ухмылочкой. Он стал вольноотпущенником и мог не притворяться, будто разделяет любовь бывшего хозяина к Нерону, но остался достаточно скрытным, чтобы держать мнение о покойном императоре при себе.

– Да, – сказал он, – в Кампании часто бывают землетрясения, однако в последнее время область трясло по два-три раза на дню. Это, доложу я вам, весьма угнетающе. А в начале месяца пересохло великое множество родников и колодцев, тогда как раньше они исправно поставляли воду. Плиний уверен, что в недрах происходят тайные изменения. Люди напуганы. Ходят слухи… – Эпиктет понизил голос. – Говорят, будто ночью по городу расхаживают гигантские существа, обычно скрывающиеся в лесах. И даже летают по воздуху.

– Гиганты? – уточнил Луций.

– Очевидно, титаны. Боги Олимпа победили их бесконечно давно и заперли в Тартаре, в самых глубинных пещерах подземного мира. Жители Кампании боятся, что титаны освободились и выбрались на поверхность. Вот почему дрожит земля и отклоняется ток подземных вод. Замечено, что титаны всегда приходят от горы Везувий.

– А разве на вершине Везувия нет пещер? – спросил Луций. – Я знаю, что наверху есть кольцевое плато с крутыми стенами. Там стоял лагерем мятежник Спартак со своей армией гладиаторов.

Эпафродит склонил голову:

– Ты читал Тита Ливия.

– Я часто погружался в отцовские свитки, – кивнул Луций.

– Везувий радует местных виноградниками и садами на склонах, – продолжил Эпиктет. – Там на редкость плодородная почва. Но да, Спартак укрыл там армию в самом начале великого восстания рабов. Гора внушительная, ее видно за много миль и с моря, но склон пологий, и взобраться на него нетрудно. На вершине имеется впадина – пустынный плоский участок, окруженный отвесными скалами: идеальное место для лагеря Спартака, благо оно скрыто из виду и окружено своего рода естественным заграждением. Мне кажется, вершина Везувия не сильно отличается от здешнего нового амфитеатра, если представить амфитеатр на пике огромной горы, склоны которой восходят к его верхнему краю, хотя кратер Везувия, конечно, намного шире. В скалах имеются разломы, видимо некогда проделанные огнем во время извержения. Подобное все еще можно наблюдать по всей Кампании, но Везувий давным-давно выгорел, и трещины закрылись.

– Пока не откроются снова под напором титанов, – вставил Марций.

Эпафродит покачал головой:

– Я бы не слишком доверял свидетельствам о появлении титанов. По моему мнению, с которым, подозреваю, согласится Плиний, титанов больше нет. Конечно, они когда-то существовали: бывает, что при рытье котлованов или каналов находят кости до того огромные, что они могли принадлежать только титанам. Однако сам факт, что обнаруживаются лишь кости, говорит о том, что легендарные существа вымерли.

– Тем неприятнее, по-моему, их нынешнее появление, – заметил Луций. – Сказал же Эпиктет, что великанов видели везде – в городах, лесах, даже в небе. И колебания почвы могут оказаться предвестниками какого-то ужасного события.

Эпафродит бросил на него насмешливый взгляд. Луций прочел его мысли. Недавно он отрицал какой бы то ни было интерес к авгурству, но только что выразил веру в пророчества. Сам не осознавая того, он сунул руку под тогу и коснулся родового фасинума. Он часто надевал талисман, хотя никогда не выставлял напоказ.

Налетел резкий порыв ветра – не ласковый западный ветерок, приносивший некоторое облегчение от зноя, но мощный и жаркий воздушный поток с юга. Изменилось и освещение. Хотя на небе не было ни облачка, солнце вдруг потускнело, затем вокруг стало еще темнее. Небо омрачилось. Пятеро друзей умолкли и недоуменно переглянулись.

Воцарилась жуткая тишина. В амфитеатре прекратились строительные работы. Весь город неожиданно онемел.