Коллектив авторов - Гордость и предубеждения женщин Викторианской эпохи

Персонажи сыпались на страницы словно из рога изобилия, заводили романы, интриговали, заключали союзы, писали памфлеты, участвовали в выборах… Они совсем забыли о чудесах и волшебстве, их авторов теперь больше занимали причуды человеческой натуры.

Бронте и в юности не остыли к любимой игре и любимым героям. Двадцатилетнюю Шарлотту, преподававшую в Роу-Хеде, очень волновала судьба тоскующей в разлуке с Заморной Марии Генриетты, за которую тогда «отвечал» Бренуэлл. «Хотела бы я знать, убил ли Бренуэлл герцогиню, – записывает она в дневнике. – Неужто она мертва? Похоронена? Лежит одна в холодной земле в эту ужасную ночь в золотом гробу, под черным церковными плитами, в замурованном склепе? Никого с нею рядом. Та, что томительно ждала долгие месяцы, умирая на роскошной постели, теперь позабыта, ибо ее очи закрылись, губы запечатаны, руки скованы хладным оцепенением. Звезды, проглядывая в разрывы туч, смотрят сквозь церковное окно на ее надгробие. Ужасные мысли теснятся у меня в голове. Я надеюсь, что она еще жива – отчасти потому, что мне невыносимо думать, в каком одиночестве и безнадежной тоске она умерла, отчасти потому, что с ее кончиной для Нортенгерленда погасла бы последняя искорка, сдерживающая кромешный мрак». Когда же пришли письма из Хоуорта и выяснилось, что по воле Бренуэлла герцогиня все же рассталась с жизнью, Шарлотта немедленно села писать повесть «Возвращение Заморны», в которой известие о смерти Марии оказалось лишь слухом, она выздоровела от тяжелой болезни и воссоединилась со своим мужем.

Когда 27-летняя Эмили и 25-летняя Энн уехали на несколько дней из Хоуорта, они не устояли перед соблазном без помех поиграть в свое удовольствие. «Мы с Энн отправились в наше первое длительное путешествие вдвоем 30 июня, – рассказывает Эмили, – в понедельник, переночевали в Йорке, вечером во вторник вернулись в Кейли, переночевали там и вернулись домой пешком в среду утром. Хотя погода была не очень хорошая, мы получили большое удовольствие, если не считать нескольких часов в Брэдфорде. И все эти дни мы были Рональдом Маколгином, Генри Ангора, Джульеттой Ангустина, Розайеллой Эсмолдан, Эллой и Джулианом Эгремон, Катарин Нанаррой и Корделией Фицафолд, бежавшими из Дворцов просвещения, чтобы присоединиться к роялистам, которых сейчас беспощадно теснят победоносные республиканцы. Гондалцы по-прежнему в полном расцвете. Я пишу труд о Первой войне. Энн занята статьями о ней и книгой Генри Софоны. Мы намерены твердо держаться этой компании, пока она нас радует, в чем, счастлива сказать, сейчас ей отказать нельзя».

Удивительно, но даже Патрик Бронте был отчасти в курсе историй, которые так увлекали его детей. Элизабет Гаскелл приводит следующее его письмо: «Как многие дети, недавно научившиеся читать и писать, Шарлотта, ее брат и сестры иногда придумывали маленькие пьесы, в которых герцог Веллингтон, любимый герой Шарлотты, был завоевателем, и часто его заслуги сравнивались с успехами Бонапарта, Ганнибала или Цезаря. Когда споры становились по-настоящему жаркими… я иногда выступал в роли арбитра и завершал диспуты, восстанавливая справедливость. Занимаясь этим, я часто думал, что вижу признаки растущего таланта, какого мне ни прежде, ни потом не случалось наблюдать у детей этого возраста…»

Стирка

Другой каждодневной рутинной работой была стирка. Кухарка, даже самая ловкая, постоянно пачкала передник, хозяин дома пачкал манжеты чернилами. Дети пачкали все подряд. В итоге стирка растягивалась на всю неделю: в понедельник выводили пятна и замачивали белье, во вторник – собственно стирали, в середу отбеливали и подсинивали синтетической краской – ультрамарином. Натуральный ультрамарин получался из растения индигоферы, его привозили из Афганистана, и он стоил очень дорого. Искусственный ультрамарин получали химическим путем. Способ его получения придумали химики в середине XIX века, и с тех пор сорочки английских джентльменов и близки английских леди стали поистине белоснежными – синька удаляла желтоватый налет, остававшийся от мыла. Ее содержат и современные стиральные порошки.

Пятна от чернил выводили молоком, оно растворяло и вытягивало чернила. Пятна от фруктов смазывали маслом и замачивали белье в смеси нашатырного спирта и хозяйственной соды. Клей выводили спиртным – бренди, виски. Может быть, именно поэтому от профессиональных прачек часто пахло алкоголем? (На самом деле причина была гораздо грустнее: прачкам приходилось полоскать белье в холодной проточной воде, на ветру, и они искали простейшие способы согреться.)

Стирать снова помогала плита – на ней было легко нагреть воду. Белье замачивали в большой лохани. Стирали, а точнее, отбивали белье с помощью валька, похожего на маленькую трехногую табуретку насаженную на длинный шест. Ее погружали в лохань и вращали. Получалась своеобразная стиральная машина «на ручной тяге».

Если в других работах викторианцам уже начали помогать машины: фермеры пользовались механическими сеялками и молотилками на паровой тяге, швеи получили швейные машинки, – то прачки на протяжении всего XIX и начала ХХ века выли вынуждены все делать своими руками. Стирка занимала много времени. Если обычно служанка вставала в шесть, чтобы вынести ночные горшки, растопить камин и приготовить завтрак, то в день стирки ей приходилось подниматься в четыре, а то и в два часа ночи.

Правда, механизация все же добралась и сюда. Стирать белье она не помогала, но все же в конце века появилась машины… для отжимания. Белье пропускали через ряд вращающихся цилиндров, которые выжимали из него всю воду. Затем белье подсинивали, кипятили, потом снова катали.

В четверг подсушенное белье гладили чугунными утюгами, нагретыми на плите. Его аккуратно складывали убирали в шкафы. А потом наступала пора снова сортировать грязное белье, накопившееся за эти дни.

А еще нужно было ходить за скотиной, работать в огороде, готовить… Удивительно, но викторианские женщины находили еще и время для веселья!

Так трудно вернуться из царства фантазии в действительность! А между тем этого никак не избежать. Бронте бедны, и дети должны научиться зарабатывать себе на хлеб. А вы помните, что для мало-мальски образованных девушек их круга была лишь одна достойная профессия – учительницы или гувернантки.

Сам Патрик начал преподавать в публичной школе в шестнадцать лет, позже нашел место частного учителя, и его наниматель помог ему собрать деньги на учебу в Кембридже. С девочками проще – никто не ждал и не требовал от них университетского образования. Достаточно уметь читать, писать, шить и немного говорить по-французски, и они готовы учить других или по крайней мере присматривать за детьми и помогать им делать уроки, выполняя роли классных дам. И вот в 1831 году Шарлотта поступает в пансион Роу-Хед, чтобы приобрести необходимые знания и начать учительскую карьеру. Через год ее образование окончено, она возвращается домой и дает уроки сестрам. Они снова много гуляют по холмам и торфяникам, делясь друг с другом фантазиями и планами. Любимая цель прогулок – небольшой водопад, тоненький ручеек в засуху и внушительный поток после ливней. Сейчас около него висит мемориальная доска, а большой камень неподалеку местные жители окрестили «стулом Бронте». Другой их маршрут лежал в соседний городок Кейли, где они брали книги в публичной библиотеке: романы Вальтера Скотта, поэмы Вордсворта и Саути. Шарлотта в письме Элен Насси дает ей рекомендации по чтению: «Если вы любите поэзию, читайте первоклассных поэтов: Мильтона, Шекспира, Томпсона, Голдсмита, Поупа (если хотите, лично меня он не восхищает), Скотта, Байрона, Кэмпбелла, Вордсворта и Саути. Не вздрагивайте при именах Шекспира и Байрона. Они оба были великими людьми, и их книги им под стать. Тогда вы будете знать, как выбирать хорошее и от чего следует отказываться. Самое высокое искусство одновременно и самое чистое, скверное всегда отталкивает, вам никогда не захочется прочесть такое произведение дважды. Пропустите комедии Шекспира [7], „Дон Жуана“ и, возможно, „Каина“ Байрона, подумайте о его поздних величественных поэмах и читайте все остальное без страха: нужно поистине обладать извращенным умом, чтобы увидеть зло в „Генрихе VIII“, в „Ричарде III“, в „Макбете“, в „Гамлете“ и в „Юлии Цезаре“. Сладостная, дикая и романтическая поэзия Скотта также не повредит вам, как и Вордсворт, Кэмпбелл и Саути, по крайней мере, большая часть их стихов, некоторые действительно кажутся спорными… Из романов читайте только Скотта, все остальные блекнут перед ним…»