Элизабет Чедвик - Хозяйка Англии

Матильда не верила своим ушам.

– Вы сдадите меня королю? – процедила она с презрением.

Сейчас Матильда готова была убить мужа Аделизы, этого выскочку и болвана, который стоит тут в грязных сапогах, расставив ноги, и извещает ее, о чем он договорился со Стефаном.

Он покраснел:

– Ничего подобного я не делаю, госпожа. Вам предлагают безопасный переезд в Бристоль, где вы будете находиться под защитой брата, и при этом ни ваша мачеха, ни те, кто связан с ней, не пострадают. Я прошу вас прислушаться к голосу разума и принять мирные условия, предложенные королем.

– А если я откажусь?

– Тогда вы обречете всех нас и не оставите никаких вариантов для спасения. – Он протянул к ней руку. – Пожалуйста, соглашайтесь и поезжайте в Бристоль. Вас будут сопровождать епископ Винчестерский и Галеран де Мелан.

– Похоже, мне больше ничего не остается, – горько произнесла Матильда.

Она ненавидела собственное бессилие. Виллу императрица показывала только разгневанную гордость, но в душе плакала от досады.

Тот покачал головой:

– У меня тоже нет выбора, о чем я очень сожалею. – Он поклонился ей, с несчастным лицом глянул на Аделизу и ушел из комнаты.

Арундел, сентябрь 1139 года

На следующее утро Матильда оделась в дорожное платье из красной шерсти, расшитое золотой нитью и сверкающее драгоценными камнями. На ее груди лежал золотой крест с рубинами, а на пальцах блестели перстни – с сапфиром, рубином, жемчугом.

– Я уезжаю отсюда не как бесправная беглянка, а как королева и императрица, – заявила она Аделизе, когда камеристки застегивали золотые броши на ее мантии из меха горностая.

– Надеюсь, вы видите, что мы с Виллом оказались между двух жерновов. – Взгляд Аделизы молил Матильду о понимании.

– Если бы все поступили так, как желал мой отец, никаких жерновов не было бы, – непримиримо ответила Матильда.

– Согласна, но поскольку этого не случилось, всем пришлось принимать тяжелые решения. – Аделиза беспомощно развела руками. – Вы должны написать мне. Я буду очень волноваться.

У Матильды готов был вырваться обидный вопрос: будет ли Аделиза показывать эти письма своему мужу-олуху и сообщать Стефану их краткое содержание, но она прикусила язык.

– Напишу, если смогу, – коротко сказала она и повернулась к двери. – Нет, не ходите со мной.

Глаза Аделизы наполнились слезами.

– Не можем же мы расстаться вот так. Позвольте мне хотя бы обнять вас.

Еще разгневанная, Матильда все же не стала возражать, и когда Аделиза заключила ее в объятия, неожиданный порыв чувства заставил обнять мачеху в ответ. Но прежде, чем эмоции успели превратиться в слезы, она отодвинулась и вытянулась как солдат.

– Храни вас Господь, – прошептала Аделиза. – Я буду молиться за вас.

Во дворе замка Матильду уже ждали епископ Винчестерский и Галеран де Мелан. Так как Генрих Винчестерский был не только епископом, но и папским легатом, Матильде пришлось опуститься перед ним на колени. Она знала, что он, стоя над ней, оценивает ее, как паук, сидящий в центре паутины, где уже запуталось множество мух, и его родной брат среди них, и прикидывает, не сможет ли он поймать в свои сети и ее. А вот Галеран де Мелан человек иного типа – более похожий на волка, готовый броситься на врагов и перегрызть им горло.

– Кузина, – вкрадчиво проговорил Генрих Винчестерский, – как жаль, что мы встречаемся при таких неприятных обстоятельствах.

– Воистину, милорд, – согласилась Матильда.

Мелану она не сказала ни слова, лишь кивнула. Он поклонился ей, как требовал того ее ранг, но встал так быстро, что его колено едва коснулось земли. Матильда поджала губы.

Провожающий ее Вилл посадил Матильду в повозку, о которой тоже договорился со Стефаном. В ней уже лежал ее багаж. Хотя повозка была открытой, ее затянули сверху плотной тканью, разрисованной золотыми львами – символом королевской власти ее отца. Это означало, что Матильду не увидят воины Стефана, когда она будет проезжать через его лагерь, и с покрывалом повозка имела вполне мирный вид.

Вилл опустился перед ней на колено – не из приличия, а с искренним чувством, и потом поднялся. Матильда ожидала, что тот отведет глаза от смущения или стыда, однако он спокойно встретил ее взгляд:

– Доброго пути, госпожа. Бог вам в помощь. Я не желаю вам зла.

– Но желаете, чтобы я поскорее уехала, не так ли? Что ж, ваше желание исполнится, милорд, можете спать спокойно.

Она опустила за собой покрывало, потом уселась посреди подушек и мехов, устилающих сиденье повозки. Через алую ткань пробивался солнечный свет, придавая всему багровый оттенок. На миг Матильда закрыла лицо руками, и спазм отчаяния потряс ее тело, но она не издала ни звука.

Вилл застал жену стоящей посреди комнаты, которую отдавали Матильде на время ее краткого визита. Он не знал, с каким настроением Аделиза встретит его, однако, когда она обернулась, в ее лице не было недовольства, только глубокая печаль.

– Я боюсь за нее, – призналась Аделиза. – Я боюсь за нас всех.

Он взял ее за плечи и поцеловал в макушку.

– Когда я сочетался с вами браком, то поклялся защищать и оберегать вас. И что бы ни случилось, я буду это делать. – Его голос зазвенел обидой, будто в его честном слове сомневались. – Я человек, который выполняет свои обещания.

Аделиза прильнула к его груди:

– Я знаю это, но огорчаюсь тем, что вы не в силах защитить ее так же, как меня.

– Она сама может позаботиться о себе, – пробормотал Вилл, вспоминая, какими были ее большие серые глаза за миг до того, как она скрылась за пологом повозки. Презрение. Гордость. Гнев.

– Нет, – возразила Аделиза. – Вы ошибаетесь, муж мой. Матильда не может этого сделать, потому что она себе самый беспощадный враг.

Эскорт Матильды остановился на ночь в небольшом замке Роуленд по дороге в Винчестер. Владельца не было дома, но его коннетабль и дворецкий, предупрежденные высланными вперед гонцами, разожгли огонь и приготовили покои. Комнату Матильды, расположенную двумя этажами выше главного зала, продували сквозняки через плохо подогнанные ставни, но жаровни не давали холоду взять верх, да и горностаевая мантия была тяжелой и теплой. После целого дня в повозке Матильде казалось, будто ее трясли в мешке с бревнами.

Ее камеристки застелили кровать хорошими льняными простынями и шерстяными одеялами. Когда легат, желая видеть ее, прислал за ней слугу, первым порывом Матильды было отказаться – просто чтобы досадить Винчестеру, однако потом ей стало любопытно, что он затеял. Епископ не единственный, кто умеет плести паутину.

Священник стоял у жаровни и изучал пергаментный свиток, но оторвался от чтения, как только Матильда вошла в его покои. Юный служка расставил флягу и бокалы, выложил на белую тряпицу пирожки с начинкой. Похлопав паренька по плечу, епископ отпустил его, вложив по пирожку в каждую руку, и жестом велел остальным слугам тоже выйти.