Виктор Вальд - Палач

– Так ведь свечи-то наши, – засмеялся Патрик.

– Это верно. Но сегодня понедельник и нужно собрать налог со старой Ванды. Как там?

Патрик вновь засмеялся.

– Вот уже два месяца, как девки друг другу – родные сестры, а старая Ванда им – мать.

– Глупые женщины. Почему бы женщинам не быть сестрами? Им бы помогать друг другу. Ведь женщинам много тяжелее, чем мужчинам.

– А всем мужчинам стать братьями. Вот было бы смешно. А еще смешнее, что братья будут ублажать сестер. Все вокруг братья и сестры. Потеха! Церкви это вряд ли бы понравилось. Что полагается за кровосмешение?

– Ты вор. И это грех. Тебе отрубить руки – и больше не будет вреда никому. А кровосмешение – это великий грех. И этот грех ляжет на многие поколения кровосмесителей. Пожалуй, тут без костра не обошлось бы.

– Тогда бы у тебя была работа и днем и ночью. Палач Гудо стал бы самым богатым человеком в городе. Да и во всей Священной империи. Ну, если так строго, то и сейчас можно выжечь половину селян, да и в городах бы народу поубавилось. Хорошо, что женщины завидуют друг другу, а мужчины в каждом готовы увидеть врага. Пусть так будет и дальше.

– Пусть, – согласился палач и даже выдавил из себя нечто похожее на смех. – Пошли…

Дверь за мужчинами захлопнулась.

В дальнем темном углу архива, под самым потолком, медленно встал на место небольшой камень.

Закрыв слуховое окно, Венцель Марцел мысленно поблагодарил отца, мудростью которого было придумано и сделано это устройство для подслушивания.

Бюргермейстер задумчиво потер свой бритый – во спасение лица от вшей – подбородок и, усевшись на лавку, налил себе вина.

Венцель Марцел с нетерпением всматривался в маленькое стеклянное окошко своей спальни.

Он уже давно проснулся и успел с полдюжины раз перевернуться на правый, а затем на левый бок. Эта карусель ему надоела, и он сел на краешек кровати, сунув ноги, обтянутые толстыми шерстяными носками, в разношенные войлочные полусапожки. Завернувшись поплотнее в пуховое одеяло, бюргермейстер сосредоточил свой взгляд на поблескивающем стеклом окне.

Вот-вот оно должно посереть, и тогда можно будет разбудить служанку Хейлу, да и, пожалуй, дочь. Приготовить к обеду нужно много и обильно. А Эльва поможет. Она послушная дочь. Ей не привыкать работать руками. И в кухне она часто помогает Хейле. А все для того, чтобы порадовать отца вкуснятиной, сделанной ее собственными стараниями.

Какая замечательная дочь! Во всем мире такую не сыскать. Огромное богатство у Венцеля Марцела – его дочь. Только одна печаль. Ей скоро семнадцать. Ее сверстницы уже три года как замужем и успели нарожать по двое деток. Хотя она не какая-то там селянка, которую спроваживают замуж в четырнадцать лет, чтобы лишний раз не покормить.

Ну, ничего… Скоро, очень скоро…

И Венцель Марцел почувствовал, что опять готов окунуться в сладостный розовый океан своих мечтаний.

«Но почему мечтаний, – тут же встрепенулся он. – И совсем не мечтаний. Это правильные рассуждения о недалеком будущем. И все это имеет основу и здравый смысл. У меня все получится!»

Приятнейшая улыбка расплылась на лице бюргермейстера.

Как все славно складывается.

Вот оно, решение всех проблем и города, и самого бюргермейстера. И все так просто. Соединить эти проклятые ручейки, которые только разводят болото, в запруду, а с нее пусть уже течет вода, способная вращать колеса. Много колес.

Венцель Марцел желает и мукомольни, и сукновальни, и дробилки. А более всего Венцель Марцел желает лесопильню с хитрыми машинами.

О! Это да!

Венцелю Марцелу представились бесконечные вереницы повозок, груженных балками, досками и всякой другой столярной всячиной. И они расползаются во все концы. Нет, не так. Они потянутся на север. В богатейшие города Ганзейского союза. Ведь там вечное строительство соборов, домов, амбаров и заборов, заборов, заборов…

А что еще более важное, так это постройка кораблей. Вот куда пойдет лес Венцеля Марцела. Всем известно, как трудно, да нет, почти невозможно выпилить точный брус, который так необходим в строительстве больших кораблей. А дать крепкую и ровную доску…

Эти ганзейские купцы, зазнайки и гордецы, будут руки целовать Венцелю Марцелу! Да что руки…

А сколько горожан получат работу. О! Как они будут счастливы. И они, и их жены, и вечно голодные детишки. Они будут денно и нощно молиться за своего великого бюргермейстера.

И потекут ручейки, нет, потоки серебра и золота в Витинбург. И, конечно же, в сундуки Венцеля Марцела. И тогда…

Да что там богатейшие купцы Ганзы! Бароны. Нет. Графы и князья будут добиваться руки милой Эльвы. Пусть только доченька потерпит. Все будет сказочно прекрасно…

Ну вот, наконец-то наступил рассвет.

Венцель Марцел быстро оделся и спустился на первый этаж. Он широко открыл дверь и подошел к лежанке Хейлы.

Крупная, разгоряченная сном женщина спала, отбросив ветхое одеяло. Ее большая, упругая, никогда не знавшая ребенка грудь мерно поднималась и опускалась. На розовом сонном лице ярко пылали пухлые губы.

Венцель Марцел почувствовал волнение в самом низу живота, но тут же отбросил греховную мысль. Сейчас не до этого. К великому пути нужно готовиться серьезно, не давая себе расслабиться. А когда все получится, тогда уж… Да что Хейла. Будет столько служанок… Можно и о женитьбе подумать.

– Эй, вставай. Скорее вставай!

Хейла открыла глаза и глупо уставилась на хозяина.

Венцель Марцел скривился, но все же как можно ласковее сказал:

– Уже утро. Ты все помнишь, что я велел сделать?

Хейла улыбнулась, обнажив на редкость здоровые зубы. Может быть, из-за этих зубов она и продолжала оставаться в доме бюргермейстера.

Венцель Марцел попытался улыбнуться, но, вспомнив о великом пути, сдвинул брови.

– Вставай. Принимайся за дело. И разбуди Эльву. Она тебе поможет. Скажи, что я просил. Она не откажется. Она славная девочка.

– Она ангел, – подтвердила служанка и отбросила одеяло.

Волна опять прошла по низу живота Венцеля Марцела. Но он стиснул зубы и вышел из комнаты служанки.

В прошлую субботу купцы из Любека привезли бюргермейстеру давно заказанную им редкую и полезную вещь – очки. И на счастье, не одни, а сразу несколько. Венцель Марцел долго примерялся и выбрал такие, что позволили ему видеть буквы на расстоянии в полруки.

Этот день стал для него счастливым. Теперь он мог перечесть любимые с юности книги. К ним прибавить те, что за невозможностью прочитать складывались в архиве. И более того, теперь он мог писать сам!

О, как много он хотел написать! И об отце, и о себе, и о городе. Но прежде всего несколько философских работ. Однако все это потом. Через несколько лет, когда сундуки не будут закрываться от груд серебра и золота, а в городском совете будут править умные и распорядительные ставленники Венцеля Марцела.