Андрей Расторгуев - Атака мертвецов

Странно. Здесь, в штабе, особого распределения обязанностей ни у кого не наблюдалось. Разве только Земцов отвечал за связь. Остальные же, в том числе и Сергеевский, занимались всем понемногу и одновременно ничем. Хотя последнее время, надо признать, Бринкен все чаще возлагал ведение разведки как раз на Бориса.

Нет худа без добра. Довольный, что появилась прекрасная возможность хоть на пару дней вырваться из гнетущей, надоевшей до чертиков, штабной обстановки, Сергеевский отчеканил: «Слушаю», – и пошел собираться.

Однако генерал и не думал оставлять его в покое. Вызвал к себе буквально через пять минут, сказав, что Борис нужен ему при штабе. Лучше, мол, кого другого спровадить. Испытав страшное разочарование, Сергеевский совсем уж было собрался распаковывать вещи, но его снова позвал Бринкен. Отводя взгляд и пожевывая седые усы, он с явной неохотой заявил:

– Все же поедете вы, Борис Николаевич. Нужен офицер Генерального штаба, штатный, который знает положение.

Будто собака на сене, честное слово.

В душе Сергеевский посмеивался, прекрасно понимая причины метаний командира. Старик, опасаясь, что Борис воспользуется поездкой, чтобы подать жалобу в штаб армии на свое руководство, всеми правдами и неправдами старался получить от него заверения в лояльности. И хотя Сергеевский заранее для себя решил никаких жалоб не подавать, с начальником разговаривал сухо, подчеркнуто официальным тоном, отвечая односложными «слушаю» и «так точно». Вот Бринкен и колебался, стоит ли отпускать строптивого капитана в столь опасное место.

Все же отправил. Но не одного, а с капитаном Наркевичем, строевым старшим адъютантом. Сначала они выехали на автомобиле в Гродно через недавно захваченный Августов. Город разительно отличался от того, каким видел его Борис при отступлении. Война пронеслась по нему смертельным, всеразрушающим ураганом, оставившим после себя рухнувшие стены домов, разбитые окна и двери, догорающие развалины и множество людских тел. Они валялись повсюду – жители в гражданской одежде и солдаты в немецкой и русской форме. У русских обозначение «1Т» на погонах [54].

Жутко было проезжать между ними почти в полной тишине, нарушить которую осмеливался лишь хрипло кашляющий мотор да пожарища, где постреливала объятая пламенем древесина…

До Гродно добрались ближе к вечеру. На вокзале пришлось долго ждать поезда на юг, на Соколку, где расположился штаб армии. Туда, к загородным казармам, освещенным ярким электрическим светом, Сергеевский подкатил только в час ночи на каком-то жалком провинциальном извозчике, проехав через весь городок насквозь по грязным, замысловато петляющим улочкам.

Поиски штаба привели в большой, длинный зал. Здесь тоже ярко светили лампы. Вдоль стен по всей длине стояли столы, за которыми, несмотря на позднее время, заседали офицеры самых разных чинов – порядка шестидесяти человек. В конце зала, на возвышении, похожем на сцену, на фоне развешанных карт Борис увидел несколько генералов.

– Это что за совещание? – спросил корнета, который сидел за ближайшим столом и, как видно, со скуки читал роман в изрядно потертой обложке.

– Уж таков у нас порядок, – убирая книгу, ответил тот с ноткой сожаления. – Постоянно собираемся здесь на занятия полным составом. Занимаемся, как правило, до глубокой ночи. Присутствовать обязаны все.

– Мне бы доложить о прибытии, раз уж никто не спит…

– Постараюсь вам помочь, – с готовностью откликнулся корнет.

Судя по энтузиазму, с которым этот молодой штабист, едва узнав, как представить Бориса, направился к сцене, делать ему действительно было нечего.

Довольно быстро корнет вернулся с генерал-квартирмейстером по фамилии Будберг [55], круглолицым, приятного вида мужчиной. Гладко выбрит, волосы почти совсем седые, зачесаны назад, небольшие усики под миниатюрным носом, над которым на узкой переносице уверенно сидит столь же маленькое пенсне. Весьма дружелюбно поприветствовав Бориса, генерал взял его под руку и сам повел к сцене.

Пока шли, Будберг сыпал вопросами:

– Каково положение у вас в корпусе? Насколько успели продвинуться? Какие настроения среди солдат?..

На некоторые Сергеевский ответил, на другие не успел, поскольку они с Будбергом поднялись на сцену. Генерал вдруг начал нахваливать и корпус, и его штаб, и генерала Бринкена. Слушая вполуха, Борис рассматривал карту.

– Пожалуйте ознакомиться с общей обстановкой на фронте, – заметив его взгляд, поманил генерал-квартирмейстер. – Донесения последнего времени весьма утешительны. Осовец, слава богу, не сдался…

– Как не сдался?! – невольно вырвалось у пораженного Бориса. Не верил он, что какая-то недостроенная не крепость даже, а так… застава, выдержит хотя бы один серьезный штурм. – Разве это было возможно?

– Да! – с пылом подтвердил Будберг, словно и сам не мог поверить в этакое чудо. – Германцы, видимо отвлекая наше внимание от прочих участков фронта, несколько дней тому назад стремительно бросились от Граева на крепость и бомбардировали ее огнем тяжелой артиллерии. Мы все, признаться, считали падение Осовца неизбежным. Просили продержаться хотя бы сутки. Однако крепость устояла. Немцы отступили, когда им открылась угроза обхода с нашей стороны.

Поговорили еще немного, обсудив положение дел на фронте и в тылу. Но ни слова не было сказано, для чего, собственно, Сергеевского вызвали в штаб армии.

– Явитесь на другой день, господин капитан, – так же любезно сообщил Будберг, отвечая на вопрос Бориса. – С утречка обо всем и узнаете. А пока отдыхайте. Вам выделена комната в гостинице….

Гостиница оказалась на окраине городка. Жалкий клоповник. Спать совершенно невозможно. Борис и не уснул бы, не будь уставшим после долгой дороги. Если не чувствуешь под собой ног, а глаза так и норовят спрятаться под колючие веки, на захолустье, неопрятность и клопов уже перестаешь обращать внимание. И спится в этом всем столь же сладко, как дома. Не потому ли приснились жена и дети? Почему-то в тот момент, когда они садились в поезд на Петербург, чтобы бежать подальше от войны, хотя Бориса тогда и близко с ними не было. Уже после жена сообщила, что в Нарве пришлось чуть ли не с боем пробиваться в вагон, а детей она и вовсе передавала через окна, в руки случайных, совершенно незнакомых людей…

Следующая ночь выдалась бессонной.

Приехав с Наркевичем в Гибы, штаба корпуса на прежнем месте они не обнаружили. Как выяснилось, он укатил вслед за наступающими войсками. Пришлось нагонять. Нескончаемый, текущий навстречу поток раненых не оставлял сомнений, в каком направлении двигаться – туда, на запад, в глубь лесов.

Ехали всю ночь. Сначала автомобилем, пока позволяли узкие проселочные дороги. Затем пришлось бросить машину, пересев на простую повозку – одну из многих в колонне целого крестьянского транспорта, добровольно шедшего вывозить раненых. А последних было до невозможности много. И поговаривали еще о целой массе, оставленной лежать в лесах без всякой помощи. Судя по рассказам, за эти два дня, что Сергеевский с Наркевичем потратили на поездку в штаб армии, здесь произошло жесточайшее сражение.