Пенни Винченци - Соблазны бытия

На последних месяцах беременности и после рождения дочери Элспет и не помышляла о сексе. Наоборот, это ее пугало. Вдруг сексуальный контакт ее травмирует? Вдруг ощущения не будут такими, как раньше? А если проснется Сесилия? Но однажды, посреди ночи, она вдруг почувствовала настоящий сексуальный голод… Кейр был таким нежным и заботливым, таким терпеливым. Элспет успокоилась и расслабилась. Его забота согрела ее, и она поплыла вместе с Кейром по волнам наслаждения, неожиданно обнаружив, что не утратила интереса ни к сексу, ни к мужу. Она по-прежнему хотела Кейра, хотела быть его женой, хотела развития их отношений.

В один из вечеров Селия позвала ее на обед. Элспет целую вечность не была в доме на Чейни-уок. Лорд Арден отправился в клуб, и потому ничто не мешало откровенному разговору внучки с бабушкой.

– Если бы он не был таким упрямым. Если бы согласился взглянуть на жизнь и моими глазами. Но он не желает меня слушать или ведет себя как глухой. И слепой. Однако я люблю Кейра. Вот только не знаю, надолго ли меня хватит. Жизнь в Глазго явно не по мне. Или я действительно слишком избалованна и эгоистична? Кейр постоянно твердит мне об этом.

Селия поспешила ее успокоить:

– Дорогая, что-то обязательно изменится. Я это знаю. В решительные моменты жизнь бывает особенно замечательной. Говорю тебе по собственному опыту, ибо убеждалась в этом не раз.

– Боюсь, мне еще долго придется ждать решительного момента, – нервозно ответила ей Элспет.

Адель сидела в кабинете психиатра и смотрела мимо него, в окно. Она и сейчас сомневалась, стоило ли поддаваться на эту затею. Она долго сопротивлялась, однако уступила уговорам Венеции. Сестра застала ее в истерическом состоянии в то утро, когда Лукас уехал во Францию.

– Так дальше нельзя. Ты себя погубишь, – заявила ей Венеция. – Тебе обязательно нужна помощь извне. Если боишься, я пойду вместе с тобой.

– Я не хочу, чтобы ты шла со мной, – отрезала Адель.

Венеция не настаивала. Главное – ее несчастная сестра наконец-то согласилась обратиться к психиатру.

Разговаривать с доктором Каннингемом было достаточно легко. Молодой, с несколько туманным взглядом и очень тактичными манерами. Адель неохотно заговорила, поначалу рассказав ему, что без конца плачет и не может спать даже со снотворным. Психиатр осторожно поинтересовался, известна ли ей причина ее слез, и Адель ответила утвердительно. Причина одна: ее оставил муж.

– Ничего удивительного, – добавила она, готовая занять оборону. – Тут любая женщина заплачет.

– А вы знаете, почему он вас оставил? У него появилась другая женщина?

– Разумеется, нет. Он от меня ушел, потому что…

И постепенно она разговорилась. Естественно, с паузами на плач. О чем-то она говорила крайне медленно и неохотно, другие эпизоды рассказывала почти с пулеметной скоростью. Адель пыталась объяснить свое чувство вины, которое возникло оттого, что она причинила боль всем, кого любила. Исключение составляла, пожалуй, лишь Клио.

– Впрочем, и моей дорогой малышке досталось. Она до сих пор не может понять, почему ее любимый папочка не живет с нами.

Через час доктор Каннингем поднял руку:

– Простите, миссис Макколл, но час, отведенный на нашу беседу, истек. И потом, я не хочу, чтобы мои пациенты уходили от меня эмоционально измотанными. Я приглашаю вас прийти ко мне снова. Вероятно, в четверг. Тогда мы продолжим разговор. А пока настоятельно рекомендую вам принимать эти таблетки. – Своим неразборчивым почерком он нацарапал рецепт. – Это не слишком сильное лекарство. Оно позволит вам немного успокоиться. Но мгновенного действия не ждите. Вы почувствуете его лишь через несколько дней. И еще я прошу вас вместо прежнего снотворного принимать вот эти таблетки.

Он подал ей второй рецепт. Адель мысленно пожалела фармацевтов: почерк у доктора был отвратительный.

– Скажите, а врачи намеренно пишут таким ужасным почерком, чтобы мы ничего не смогли прочесть?

– Нет, – улыбнулся он. – Думаю, это уже особенность врачебной профессии. Но я не делаю секрета из выписанных лекарств. Первое называется триптизол. Это антидепрессант. Второе – ларгактил, мягкое снотворное. Только прошу вас, не принимайте их вместе.

Адель пообещала быть внимательной. Домой она вернулась, испытывая сильное утомление, но уже чуть менее подавленной.

В свой следующий визит она стала рассказывать о Люке Либермане, об их обреченных отношениях и о том, как сильно она любила этого человека.

– Иногда я думаю, что больше никого не любила. Во всяком случае, не любила так сильно, как его.

Адель рассказала о неделях затишья и неопределенности, предварявших вступление немцев в Париж. Рассказала, как Люк решил вернуться к своей жене, после чего заговорила, что до сих пор испытывает жуткое чувство вины, поскольку фактически бежала из Парижа, не дав детям проститься с отцом.

– Поймите, я была очень на него сердита. Я чувствовала себя оскорбленной, обманутой. Мной тогда двигало единственное желание – поскорее уехать.

– Я вас понимаю.

– И все равно я поступила ужасно. Люк больше никогда не видел своих детей. Он даже не смог поцеловать их на прощание. Как я могла это сделать?

– Вы интуитивно чувствовали опасность, нависшую над вами и вашими детьми.

– Но ведь я украла у него детей. Вам этого не понять. А потом пришли немцы, и Люк был вынужден прятаться. Он знал, что уже никогда не увидит ни сына, ни дочь… Его выдали. Не знаю, куда бы он попал, но все кончилось в то же утро. Люк попытался спасти маленькую девочку. Немцы это заметили и застрелили его на месте. Должно быть, его последняя мысль была о своих детях. О боже!..

Адель долго рыдала. Ее успокаивало лишь то, что Каннингем не высказывал своих суждений и не лез ей в душу. Он просто давал ей выговориться. Однако Адель так и не приблизилась к самопрощению. Люк ее обманывал, но можно ли этим оправдать ее действия? Она ведь сбежала по-воровски: не оглянувшись, не пожелав что-либо объяснять и оправдываться. Наверное, она лишь говорит о своей любви к Люку. С теми, кого любят, так жестоко не поступают. Она представляла, какие чувства испытывал Люк, вернувшись в пустую квартиру. Он понял, что его бросили, отвергли. Способен ли кто-нибудь беспристрастно оценить эту ситуацию и вынести единственно правильное суждение?

В третий визит Адель рассказала о том, как ехала по дорогам, запруженным беженцами, обо всех ужасах, которые видела, и об опасностях, которым подвергалась сама и подвергала своих малышей.

Придя к психиатру в четвертый раз, она рассказала ему о капитане судна.

И тем не менее ей становилось лучше. Таблетки начали оказывать свое действие. Она теперь лучше спала. Сеансы с доктором Каннингемом были для нее чем-то вроде исповеди.