Пенни Винченци - Соблазны бытия

Вечер был жаркий, и мадам Андре открыла окно. Они расположились у окна, из которого с улицы струился легкий ветерок.

– Значит, вы хотите еще поговорить? – с улыбкой спросила мадам Андре.

– Да, мадам Андре, хочу.

Лукас рассматривал свое отражение в зеркале и восхищался увиденным. Оттуда на него глядел высокий, стройный молодой человек: темноволосый, темноглазый, с оливковым оттенком кожи, унаследованным от французских предков. Он надеялся, что Венеция по достоинству оценит выбранную им шелковую рубашку и слегка остроносые туфли. Лукас был почти точной копией своего отца, в чем он убедился, рассматривая многочисленные фотографии. Ему почему-то казалось, что это сходство ставило его в семье на особое положение. Во всяком случае, делало более интересным человеком.

Закончив любоваться собой, Лукас направился к комоду за бумажником, поскольку хотел перед обедом угостить Венецию выпивкой. И тут он вспомнил, что мать так и не дала ему обещанных франков. Вот досада! Он позвонил матери в номер. Телефон не отвечал. Тогда Лукас позвонил портье и узнал, что его мать куда-то ушла.

Он подошел к номеру Венеции и постучался. Тетка открыла почти сразу. Она была еще в халате.

– Я пока не готова. Извини, Лукас, но эта рубашка для «Максима» не годится. Кстати, красивые туфли.

– Хорошо, я надену другую рубашку, – вздохнул Лукас. – Я был почти уверен, что тебе она не понравится.

– Почему? Прекрасная рубашка. Просто для шикарного ресторана она не годится.

– Я пришел спросить: ты, случайно, не знаешь, куда ушла мама?

– Знаю. Решила снова навестить мадам Андре.

– Понятно. Сколько тебе нужно времени, чтобы собраться?

– Никак не меньше получаса. Помнится, мы собирались выходить в восемь.

– Я тоже помню. Ладно, пойду переодеваться. Надену скучную, но пристойную рубашку.

– Умница.

Лукас взглянул на часы. Времени у него было с избытком. Ему отчаянно требовались деньги. Когда Венеция платила за все, он чувствовал себя маленьким мальчиком. Надо попросить у мамы. Она наверняка не откажет. Он попросит денег и уйдет, чтобы не мешать разговорам. Лукас вышел из отеля и быстро зашагал в сторону улицы Сен-Сюльпис.

Теперь эта улица была пустой и очень тихой. Парижане сидели на площадях или в кафе. Подходя к дому мадам Андре, Лукас услышал голоса, доносившиеся из окна. В вечерней тишине они звучали очень отчетливо.

Лукас с детства любил внимательно слушать, о чем говорят люди. Так он узнавал много важных новостей. Зачастую он занимался подслушиванием, но совершенно не терзался угрызениями совести.

Он тихо подошел и встал невдалеке от окна, прислонившись к стене. Увидеть из комнаты его не могли. Он закурил сигарету «Голуаз». Голова слегка закружилась, но Лукас пообещал себе, что обязательно научится курить. Он пускал дым и слушал.

– Значит, мадемуазель, вы снова вышли замуж? В таком случае вы должны меня простить. Больше я не буду называть вас по-старому.

– Нет, мадам Андре, пожалуйста, называйте. Мне это… очень важно. Правильнее сказать, я была замужем. Сейчас я развожусь.

– Мадемуазель! – Блестящие глаза старухи участливо смотрели на нее. – Думаю, вам просто не повезло.

– Даже не знаю, мадам Андре. Возможно, все дело во мне. Потому я и приехала в Париж. Пытаюсь понять, что же я сделала неправильно и почему поступила так, а не иначе.

– Вы были вынуждены так поступить.

– Вынуждена? Вы в этом уверены?

– Вполне. У вас не было другого выхода.

– Почему? Потому что немцы со дня на день должны были занять Париж? Но ведь другие остались. Другие оказались более верными. Столько лет прошло, а мое бегство по-прежнему не дает мне покоя. Я чувствую себя такой виноватой. Взять и увезти детей…

– Это ведь случилось не потому, что вы испугались немцев. Это случилось… Вы позволите сказать откровенно?

– Конечно. Говорите.

– Из-за него это случилось. Из-за его отношения к вам. Потому вы и уехали. Он ведь обманывал вас. Можно сказать, предавал.

– Знаю. Тогда я думала точно так же. Но… я не должна была срываться с места. Нужно было поговорить с ним, потребовать объяснений, а не просто исчезать так, как я, оставив его… – ее голос дрогнул, – одного. Я должна была бы вести себя смелее. Проявить больше храбрости и остаться.

– Наверное, вы забыли, мадемуазель, какой смелой вы были.

– Неужели? – воскликнула изумленная Адель.

– Конечно. Вы же знаете, как он хотел, чтобы вы уехали. Уговаривал вас, даже настаивал. И вам очень хотелось уехать. Я помню, вы говорили мне об этом. Вы хотели уехать домой, к своей семье, к своей матери. Туда, где ваши дети будут в безопасности.

Адель шумно вздохнула. Она посмотрела на мадам Андре, потом на тесную, заставленную мебелью комнату, сделала большой глоток абсента и тут же пожалела об этом.

– Вы это помните?

– Помню. Вам хотелось уехать, но вы отказывались. Снова и снова. Вы говорили, что ваш дом здесь и ваше место здесь, с ним и детьми, каким бы ни был риск. Я однажды слышала ваш спор по этому поводу. Вас угораздило спорить прямо на балкончике.

– Надо же… – Адель замолчала, переваривая новый, совершенно незнакомый фрагмент своей личной истории. Но мадам Андре говорила правду.

– Я восхищалась вами, мадемуазель. Но я хотела, чтобы вы уехали. Я очень за вас боялась. А здесь оставаться вам было опасно.

– Откуда вы узнали, что Люк неверен мне? Он ведь не приводил ее сюда.

– Конечно же нет. Но я замечала, что он поздно возвращается домой. Иногда он приходил как в воду опущенный, а иногда – весь раздраженный. Я видела вашу досаду, когда вы договаривались с ним куда-нибудь пойти, а он вдруг все отменял. Так было не один раз. Я давно живу на свете, и, что еще важнее, я француженка, а мы подобные вещи нутром чуем.

– Вы считаете, это продолжалось изо дня в день? Странно, что я долго ничего не чувствовала. Должна была бы и сама догадаться.

– Не скажу, чтобы это продолжалось долго. Несколько недель. Самое большее – пару месяцев.

Адель опять шумно вздохнула. В голове вертелась грустная мысль: значит, Люк так настойчиво убеждал ее уехать, чтобы попросту избавиться от нее и вернуться к своей жене. Зная весьма двуличную натуру Люка, такое вполне могло быть.

– Я очень за вас боялась. Мне было грустно, когда я поняла, что вы знаете о его изменах. Но в то же время я радовалась, что теперь вас ничего здесь не держит. И все-таки, мадемуазель, вы должны мне верить: вы были смелой. Очень смелой и очень честной. Вы долго терпели.

– Надо же… – снова прошептала Адель.

Услышанное очень отличалось от ее прежних мыслей. Она забыла, как Люк настоятельно уговаривал ее уехать. Напрочь забыла. Это придавало ее отъезду несколько иной ракурс…