Пенни Винченци - Соблазны бытия

– А мне недавно рассказали замечательную историю про Ла Гардиа, – включился в их беседу Джек. – Для тех, кому это имя незнакомо, могу сказать, что он был одним из лучших мэров Нью-Йорка. Можете проверить мои слова. Однажды Ла Гардиа оказался в суде, где слушалось дело о краже. И знаете, он наложил штраф на весь состав суда.

– Так оно и было, – подхватил Ник. – Судили бедняка, стащившего еду из магазина. У него голодала семья. Узнав об этом, Ла Гардиа оштрафовал судейских за то, что они попустительствуют обществу, в котором есть голодные.

– Я тоже об этом слышала! – воскликнула Лили. – Это очень по-американски.

– Скажите, миссис Литтон, а вы ощущаете себя англичанкой или американкой? – с интересом спросил Чарли.

– Наверное, и той и другой. Тело мое, несомненно, английское, а вот голова стремительно американизируется. И пожалуйста, зовите меня просто Лили.

– Замечательный ответ. Спасибо. Лили, вы ведь, кажется, были кинозвездой?

– Да.

Найдя благодарного слушателя, Лили принялась рассказывать историю своей голливудской карьеры. История во многом была выдуманной, но Чарли об этом не знал и слушал с большим вниманием, почтительно кивая.

Единственной, кто раздражал Адель, была Мод, вырядившаяся в строгое темно-зеленое платье. Мод стала совершенно кошмарной женщиной. Даже не верилось, что когда-то она была милой, не по годам серьезной девочкой, очень нравившейся им с Венецией. Теперь эта выросшая девочка излагала свое мнение по всем вопросам, включая и те, в которых она явно не разбиралась. Адель не знала, как вежливо заткнуть ей рот. Естественно, Мод не обошла своей критикой и издательский мир. Она прочла целую лекцию о коммерциализации литературы, возмущаясь, что люди покупают книги, доверяясь не собственному здравому смыслу, а рекламе. После этого Мод стала шумно удивляться, что амплуа фотомодели теперь считается достойной профессией. Затем она перескочила на фотографию и посоветовала Адели обязательно купить такой же фотоаппарат, как у нее, поскольку с его помощью она сделала замечательные снимки.

По другую руку от Чарли сидела Фелисити. Они быстро нашли общий язык и прониклись взаимной симпатией. Адель смотрела на нее и думала, что Фелисити не растеряла былой красоты. Конечно, волосы у нее поседели, а лицо с высокими скулами и выразительный рот почти не изменились. Возможно, думала Адель, все дело в том, что, когда стареешь сама, не замечаешь, как стареют другие. Ей было интересно разглядывать Фелисити. Не верилось, что когда-то у этой женщины был роман с Оливером. Возможно, не столько настоящий роман, сколько разговоры. Фелисити бесподобно умела говорить, особенно с мужчинами. Она могла их утешить, польстить, выказать интерес к их суждениям. Наверное, отец мечтал видеть рядом с собой такую женщину. В Фелисити было все то, чего не было в их матери: мягкость, покладистость, мелодичность голоса и неброское чувство юмора. К тому же Фелисити писала прекрасные стихи. Но ведь Оливер отнюдь не был склонен к флирту. Трудно представить, как между ними могли возникнуть близкие отношения. Наверняка в дневниках матери об этом написано. И о многом другом – тоже.

Адель наблюдала и за Иззи. На Иззи было черное атласное платье с большим количеством пуговиц (несколько верхних она расстегнула), перетянутое широким поясом, который подчеркивал ее тонкую талию. Красивые волосы она завила в довольно прихотливые локоны. Глядя на нее, Ник всякий раз горделиво улыбался. По всему было видно, что Иззи очень счастлива с ним. Тогда откуда в ее искрящемся взгляде оттенок грусти? Адель пыталась догадаться о причине. Ник был от Иззи без ума. Значит, что-то другое…

Адели очень понравились мальчики. Прирожденные комики. И чего они занялись рекламой? Они легко могли бы создать на телевидении свое шоу и зарабатывать громадные деньги. Об Иззи они говорили так, будто она принадлежала им обоим, и это ее ничуть не задевало. Адель поймала себя на мысли, что искренне рада счастью Иззи и полностью простила ей роман с Джорди. Странно. Прежде ей казалось, что она никогда не простит Иззи такого вероломства. Но потом Адель, удивляясь себе, приняла версию Иззи. К тому же Иззи спасла ей жизнь… Да. Джорди и дневники. Наверное, у матери написано и об этом. И про несчастную любовь Иззи к Киту, про их несостоявшееся бегство… Что же им делать с материнскими дневниками? Как понадежнее сохранить эти томики в кожаных переплетах?

– А теперь разрешите предложить тост за хозяйку. – Джейми встал, улыбаясь ей. – Адель подарила нам замечательный вечер, который она продумала до мелочей и с блеском осуществила. Давайте выпьем за Адель. Мы все очень благодарны тебе.

«Какой же ты гнусный подонок!» – подумал Чарли, послушно встав и улыбаясь Адели. Он ненавидел Джейми всеми фибрами души. И розовощекого Кайла Бруера – тоже. Ишь, красуется, разглагольствует о литературе, воображает себя не меньше чем самим Нельсоном Даблдеем… А на самом деле – литературный агентишко. Мелочь. Паразит.

Эти мысли не помешали Чарли улыбнуться Кайлу и сказать:

– Знаете, мне очень нравятся разные анекдоты об издателях. Барти мне рассказывала, что у Нельсона Даблдея был такой громадный кабинет, что иногда он играл там в гольф.

– Это почти правда, – ответил Кайл и тоже улыбнулся. – Не знаю насчет игры, но пол в его кабинете был умопомрачительно ровный.

– А я очень любила мамину историю про Дика Снайдера, – сказала Дженна. – Его так часто повышали по службе, что он не успевал заказывать новые визитные карточки. Помню, на меня это произвело сильное впечатление.

– Ты бы тоже хотела стать издателем? – спросил Лукас.

– Вряд ли, – немного подумав, ответила Дженна. – У меня мозги не так устроены. Сейчас мне хочется стать юристом. Мне нравится точность. Законы – они незыблемы. Это не роман, где можно изменить содержание главы или даже вовсе ее выбросить.

– Ах, Дженна, – улыбнулся Кайл. – У тебя идеальное представление о законах. На самом деле в законах достаточно дыр и лазеек, которыми пользуются ловкие люди. Бывает, самые простые дела, где вроде бы все ясно с самого начала, вдруг стопорятся на полпути.

Чарли украдкой взглянул на Кайла. Это что, намек? Но на лице Кайла не было ничего, кроме улыбки, адресованной Дженне.

– В моей юридической фирме такого бы не случилось, – с неожиданной резкостью заявила Дженна.

Все посмотрели на нее. «Еще одна загадка, – подумала Адель. – А ведь девочка за что-то злится на Кайла».

– Адель, дорогая, мы, с твоего позволения, покинем этот гостеприимный дом, – сказала Фелисити. – Сегодня был такой длинный день, а завтрашний будет еще длиннее. Джон, идем, дорогой. Кайл, ты с нами? Или еще побудешь с остальной молодежью?