Пенни Винченци - Соблазны бытия

Ну как на это возразишь?

Было еще одно обстоятельство, о котором Барти прежде даже не задумывалась. Теперь, когда Чарли и Кэти жили вместе с ними, они с Дженной практически не оставались вдвоем. Прежде они были очень близки, невзирая на стычки. Они привыкли говорить обо всем: от уроков Дженны до списков бестселлеров, от планов сделаться альпинисткой или лихой наездницей до планов Барти приобрести «Даблдей». Они всегда обсуждали, где проведут праздники, которых – Барти теперь это понимала – было совсем мало. Рождество у них всегда являлось особой темой. Дженна обожала тесные семейные компании. Оглядываясь назад, Барти удивлялась, сколько маленьких радостей было в их прежней жизни. Коробки с едой из китайских ресторанов, которые они приносили домой и с аппетитом уплетали в гостиной. Телевизионные комедии, над глупостью которых они смеялись. Катание на велосипедах по Центральному парку. Чем старше становилась Дженна, тем больше Барти говорила с ней о Лоренсе, считая, что дочь должна получить ясное представление о своем отце. Барти старалась быть честной и рассказывала не только о любви, щедрости, уме и талантах Лоренса, но и о его тяжелом характере и желании подчинять всех себе. Не умалчивала она и о неуправляемых вспышках гнева.

Помнится, как-то вечером они сидели в гостиной, прижавшись друг к другу, и слушали бетховенскую Пятую симфонию. Барти решила, что Дженну пора приучать к серьезной музыке.

– Совершенных людей не существует, – сказала Барти. – Ты любишь не придуманный идеал, а живого человека, какой он есть. Знаешь о его недостатках и все равно любишь. Никогда не забывай об этом, Дженна. Никогда.

Что ж, Чарли не был идеалом, а любовь, какую Барти испытывала к нему, быстро исчезала.

На Пасху они решили поехать в Саутгемптон. Почему бы и нет? Барти пыталась найти убедительные причины для отказа и не могла. Она долго выжидала, не решаясь предложить поездку туда. Девчонки ее опередили, и чем ближе становилась Пасха, тем больший ужас вызывала эта затея в душе Барти. Это будет их первая поездка туда в статусе мужа и жены, и Чарли уже не примешь как гостя. Она все-таки попыталась соблазнить девочек лыжным курортом, но они и слышать не хотели. Только Саут-Лодж.

– Там так здорово, – щебетала Дженна. – Сейчас дни теплее. Можно будет покататься на лошадях. И вообще, здорово поехать туда настоящей семьей.

Когда ехали, Барти с каждой милей становилось все хуже. Причину она прекрасно знала. Дженна с Кэти болтали и хихикали на заднем сиденье, распевая песенки из репертуара Фрэнка Синатры. Чарли иногда встревал в их разговор, затем поворачивался к Барти и начинал обсуждать пасхальные развлечения. Он предлагал устроить охоту за пасхальными яйцами, уроки верховой езды. Наконец он спросил, почему бы им не устроить торжество для соседей и не отпраздновать их супружество.

Барти ощущала внутри узел, который становился все туже. По дороге она несколько раз останавливалась и скрывалась в туалете бензозаправочных станций и придорожных ресторанов. Ее мучили позывы на рвоту. Она боялась, что не выдержит и закричит, особенно когда Чарли предложил торжество для соседей. Барти лишь месяц назад решилась сообщить Миллзам о своем замужестве, чувствуя, что и им будет не по себе от приезда нового хозяина в дом Лоренса Эллиотта. В дом, куда после разрыва с Барти Лоренс не пускал никого.

Они приехали ко времени чаепития. Мистер Миллз стоял на дороге, ожидая их появления.

– Поздравляю вас, сэр, – произнес он, пожимая Чарли руку. – И вас, мисс Миллер, тоже поздравляю.

Барти мысленно поблагодарила его за то, что не назвал ее миссис Паттерсон.

Она пила чай с девочками, когда вниз спустился Чарли, весь белый от ярости. В таком состоянии она видела его всего один раз.

– Я могу поговорить с тобой? – спросил он.

– Конечно.

Барти опустила чашку, ощущая позывы на рвоту. Она уже знала, о чем будет разговор.

– Не здесь.

Барти молча последовала за ним. Дженна с Кэти переглянулись и по взаимному согласию вышли из дому и по лужайке направились к берегу.

Чарли вошел в гостиную. От гнева его глаза стали почти черными.

– Ты знаешь, что Миллзы разместили нас в гостевых комнатах?

– Разумеется.

– Это ты их попросила?

– Я.

– Барти… – Он выдержал долгую паузу. – Барти, ты вышла за меня замуж. Прежде я еще как-то мог понять твой страх и нежелание пускать меня в хозяйскую спальню.

– Это не страх, – возразила она, стараясь не поддаваться раздражению.

– Страх. Ты едва терпишь мое присутствие в этих местах, не говоря уже о доме, который Лоренс построил для тебя.

– Он не строил этот дом для меня.

– Ну хорошо. Завещал. Понимаю, здесь вы оба были счастливы. – Тон Чарли становился все жестче. – Ты и он.

– Да. Так оно и было.

– И потому это его дом, его прислуга, его спальня.

– Да.

– Так было. Но нельзя жить прошлым, Барти. Лоренса здесь нет. Ты вышла за меня, и я хочу спать с тобой в хозяйской спальне. Иначе как я буду выглядеть в глазах Миллзов?

– Меня совершенно не волнует, как ты будешь выглядеть в глазах Миллзов. Меня вообще не волнуют твои чувства по этому поводу. Я не могу и не хочу спать с тобой в хозяйской спальне. Извини. Если для тебя это неприемлемо, можешь уехать. Больше на эту тему я не говорю. А теперь я пойду прогуляться. Если решишь остаться, обед в восемь.

Естественно, он не уехал. Наоборот, дожидался ее с цветами, за которыми съездил в Саутгемптон. Рассыпался в извинениях, как всегда, говорил правильные слова, зная, что ей нечем будет возразить. Жаловался, что вновь почувствовал себя униженным и оскорбленным. Но в нем говорили гнев и обида. Потом, остыв, он понял всю абсурдность такого поведения. Наверное, он испытывал бы те же чувства, если бы привез ее в дом Мэг и она бы захотела спать в комнате Мэг. Чарли снова говорил о своей глупой гордости и о ревности, поскольку он так сильно любит Барти.

Она выслушала его монолог, приняла цветы, поцеловала и сказала, что рада его пониманию, и извинилась за свою бестактность. Потом они пообедали, улеглись в гостевой комнате, где занимались любовью. Пасхальные дни прошли не сказать, чтобы очень счастливо, но вполне терпимо.

Всего лишь терпимо. На этот раз Барти не испытывала раскаяния.

– Мама, что это за книга?

– Какая книга, Джайлз?

– Поставленная в осенний график. «Черное и белое». Кажется, у нее такое название.

– Это рабочее название. Я не считаю его очень уж удачным.

– Не помню, чтобы мы обсуждали эту книгу.

– Не помнишь? Как странно! Я была уверена, что обсуждали. Спроси Джея, он знает.

– Спрашивал. Джей сказал, что это твое детище, но если мне понравится, он будет рад.