Александр Дюма-сын - Дама с камелиями

Это было мудрое рассуждение. Я не считал Прюданс способной на такую логичность, ничего не мог ей возразить и должен был признать, что она права. Я протянул ей руку и поблагодарил за советы.

— Прогоните поскорее эти вредные теории, — сказала она, — и развеселитесь, жизнь — восхитительная штука, мой друг, все зависит только от того, сквозь какие очки на нее смотреть. Посоветуйтесь с вашим другом Гастоном, мне кажется, он понимает любовь так же, как и я. Вы должны твердо помнить это, иначе будете несносны. Рядом красивая девушка, которая с нетерпением ждет, чтобы ушел человек, который у нее сидит, думает о вас, бережет для вас ночь и любит вас, я в этом уверена. Теперь станьте рядом со мной у окна, мы увидим, как граф уедет и уступит нам место.

Прюданс открыла окно, и мы облокотились о подоконник. Она смотрела на редких прохожих, я мечтал.

Все, что она мне сказала, не было для меня новостью, и я не мог не признать, что она права, но любовь, которую я чувствовал к Маргарите, с трудом мирилась с этими доводами. Поэтому время от времени я тяжко вздыхал. Прюданс оборачивалась, пожимала плечами, как доктор, который видит, что больной безнадежен.

«Невольно начинаешь думать, что жизнь коротка, — говорил я самому себе, — раз так мимолетны наши переживания! Я знаю Маргариту только два дня, она моя любовница только со вчерашнего дня, но уже настолько заполнила мою душу, мой ум и мою жизнь, что посещение графа Г. — большое несчастье для меня».

Наконец граф вышел, сел в коляску и исчез. Прюданс закрыла окно.

Маргарита позвала нас:

— Идите скорее, накрывают на стол, будем ужинать.

Когда я вошел к ней, Маргарита побежала мне навстречу, бросилась на шею и крепко поцеловала.

— Вы все еще хмуритесь? — сказала она.

— Нет, теперь прошло, — ответила Прюданс. — Я прочла ему несколько нравоучений, и он обещал быть паинькой.

— В добрый час!

Невольно я бросил взгляд на постель, она не была разобрана. Что касается Маргариты, то она уже была в белом пеньюаре. Мы сели за стол.

Маргарита была полна прелести, кротости, отзывчивости, и временами я должен был признавать, что не имею права ничего больше от нее требовать. Сколько людей были бы счастливы на моем месте! Как вергилиевский пастух, я должен был только наслаждаться радостями, которые Бог или, вернее, богини мне давали.

Я старался следовать теориям, которые Прюданс передо мной развивала, и не уступать в веселости моим двум собеседницам, но то, что у них было естественно, у меня было искусственно, и мой первый смех, который их обманывал, был очень близок к слезам.

Наконец ужин кончился, и я остался один с Маргаритой. Она села, по обыкновению, на ковер перед камином и печально смотрела на огонь.

Она задумалась. О чем? Не знаю, я смотрел на нее с любовью и как бы с ужасом, думая о том, что я должен выстрадать ради нее.

— Знаете, о чем я думаю?

— Нет.

— Я нашла хороший выход.

— Какой выход?

— Я не могу этого открыть вам, могу только сказать, какой получается результат. Через месяц я буду свободна, у меня не будет больше долгов, и мы вместе проведем лето.

— И вы не можете мне сказать, как вы этого достигнете?

— Нет, вы должны только любить меня так, как я вас люблю, и тогда все удастся.

— Вы одна нашли этот выход?

— Да.

— И вы одна приведете его в исполнение?

— На мне одной будет лежать его неприятная сторона, — сказала Маргарита с улыбкой, которую я никогда не забуду, — но мы вместе воспользуемся результатами.

Я невольно покраснел при слове «результаты», я вспомнил о Манон Леско, проживавшей с Де Грие деньги господина Б.

Я встал и ответил несколько сухо:

— Позвольте мне, Маргарита, пользоваться результатами только такого дела, которое я предпринимаю и выполняю сам.

— Что это значит?

— Это значит, что я считаю графа Г, участником вашего удачного предприятия, ни обязанностей, ни результатов которого я не принимаю.

— Вы ребенок. Я думала, что вы меня любите, вижу, что ошиблась.

И она тоже встала, открыла пианино и начала играть «Приглашение к танцу» вплоть до злополучного мажорного пассажа, на котором всегда останавливалась.

Не знаю, сделала ли она это по привычке или чтобы напомнить мне о первом дне нашего знакомства. Одно только знаю: эта мелодия напомнила мне все, я подошел к ней, обнял ее голову и поцеловал.

— Простите меня, — сказал я.

— Охотно, — ответила она, — но обратите внимание: наша связь длится только два дня, и я уже должна вас прощать. Вы плохо держите обещание быть слепо послушным.

— Не сердитесь, Маргарита, я вас слишком люблю и ревную ко всем вашим мыслям. То, что вы мне предлагали только что, меня безумно обрадовало, но тайна, которая окружает это дело, сжимает мне сердце.

— Ну будьте же хоть немного рассудительны, — возразила она, взяв мои руки в свои и посмотрев на меня с очаровательной улыбкой, против которой я не мог устоять. — Вы меня любите, не правда ли, и мы с удовольствием проведем три-четыре месяца в уединении, и это мне только приятно, это мне необходимо для поправления здоровья. Я не могу уехать из Парижа на такое долгое время, не устроив своих дел, а дела такой женщины, как я, всегда очень запутанны, ну и я нашла способ все примирить — и мои деловые отношения, и мою любовь к вам, да, к вам, не смейтесь: я имею эту глупость любить вас! А вы делаете серьезное лицо и произносите серьезные слова. Какое же вы дитя, малое, неразумное дитя! Помните только, что я вас люблю, и не беспокойтесь ни о чем. Согласны?

— Вы отлично знаете, что я на все согласен.

— В таком случае раньше чем через месяц мы будем где-нибудь в деревне гулять по берегу реки и пить молоко. Вы удивляетесь, что я так говорю, я, Маргарита Готье. Парижская жизнь только с виду дает мне столько счастья, она не захватывает меня всю, я начинаю скучать и мечтаю о более спокойной жизни, напоминающей мне мое детство. У всякого человека, каким бы он ни стал в будущем, бывает детство. О, будьте спокойны, я не буду вас уверять, что я дочь полковника в отставке и воспитывалась в монастыре. Я бедная деревенская девушка и шесть лет назад не умела написать своего имени. Вы успокоились, не правда ли? Почему я к вам первому обратилась, чтобы поделиться своим настроением? Наверное, потому, что вы меня любите для меня, а не для себя, а другие меня всегда любили для себя.

Я часто бывала в деревне, но всегда не по-настоящему. Теперь я на вас надеюсь, чтобы достигнуть этого счастья. Будьте же добрым и дайте мне его. Скажите самому себе: она не проживет до старости и мне будет стыдно когда-нибудь, что я не исполнил ее первого желания, которое так легко было исполнить.

Что можно было ответить на эти слова, особенно помня первую ночь любви и в ожидании второй?