Пенни Винченци - Наперекор судьбе

– Об этом, папа, не может быть и речи, – сказал ему Джайлз. – Нам сейчас и так тяжело. Не все ли равно, в каком здании работать? Это никак не отражается на качестве выпускаемых нами книг.

– Я бы не говорил об этом с такой уверенностью, – ответил сыну Оливер.

Для него потеря здания на Патерностер-роу была равнозначна потере близкого человека, и он откровенно горевал по разбомбленному дому. Его сердце по-прежнему находилось там. Там же были и его мысли. Он не мог заставить себя забыть прекрасный особняк, с которым его связывало более тридцати лет жизни, и не мог удержаться от слез, вспоминая те времена. Оливер навел справки о возможности строительства на прежнем месте, но это пока не значилось в планах городских властей.

Нынешнее здание нашел для «Литтонс» Бой Уорвик, который теперь занимался недвижимостью. Вернувшись с войны, он мучительно искал, чем бы ему заняться. Мирная жизнь казалась пресной и скучной для его беспокойной натуры. Однажды, отправившись прогуляться, он забрел в разрушенный квартал и заметил, с какой лихорадочной скоростью там начинается новое строительство. И тогда он начал покупать земельные участки, действуя тихо и осмотрительно: несколько домов в одном месте, еще пару в другом. Где-то он начинал строительство, а другие участки просто придерживал. Венеция с гордостью сообщила Адели, что в ее муже пробудился талант торговца недвижимостью. Узнав, что два участка уже куплены, Бой покупал тот, что находился между ними, и ждал. Ждал появления крупной фирмы, заинтересованной в застройке целого квартала. Потенциальные застройщики поднимали цену выкупа. Бой ждал еще немного и, когда, по его мнению, цена достигала своего максимума, продавал им участок.

– Очень умная стратегия, – с восхищением говорила Венеция.

Как и отец, Венеция мечтала о здании на Гросвенор-сквер. Дом 45 на Клэрис-стрит она тихо ненавидела. Но она внимательнее, чем Оливер, относилась к бухгалтерским ведомостям и потому не поддавалась на отцовские уговоры.

А Джайлзу на Клэрис-стрит нравилось. Современное здание, без излишеств, подходящее для современного, хорошо налаженного книжного бизнеса.

Вот только в самом издательстве не ощущалось ни современности, ни тем более налаженности книжного бизнеса.

Книжная торговля испытывала тяжелые времена. Война закончилась, но конца проблемам военного времени пока не было видно. Лимит на бумагу сохранялся, и квоты были урезаны еще сильнее, чем прежде. По Англии прокатилась волна забастовок. Люди, вернувшиеся с войны, ожидали большего, чем страна могла им предложить. Стоимость бумаги заметно возросла, а сроки выпуска книг существенно замедлились.

Теперь считалось вполне приемлемым, если путь от подачи рукописи до публикации книги занимал год. В книжных магазинах спрашивали определенные книги, которых там не было. Это разочаровывало читателей. На книги до сих пор распространялись требования военного времени, что сказывалось на их внешнем виде. Они существенно проигрывали глянцевым и красочным американским книгам, пользовавшимся большим спросом.

Упомянутые проблемы были общими для всех издательств. Но в «Литтонс» хватало и собственных проблем.

Самой серьезной проблемой был постоянный конфликт между сверхосторожной, реакционной позицией, занятой Оливером и Эдгаром Грином, и позицией Селии, основанной на изучении спроса, интуитивном чутье и готовности к серьезному риску. Эту позицию поддерживали Барти и другие молодые женщины из числа редакторов. Рукописи перспективных авторов Оливер с Эдгаром либо отвергали с ходу, либо устраивали по ним затяжные дебаты. Кончалось тем, что эти книги выходили в других издательствах, которые держали нос по ветру и умели реагировать быстрее.

Разработанные Венецией схемы сделок и рекламных кампаний Оливер и Джайлз отвергали, называя их вульгарными, безвкусными и дорогостоящими.

«Меридиан времен» и сага о Бьюхананах, которые в прошлом принесли «Литтонс» изрядные доходы, уже не пользовались большим спросом. Главным направлением в литературе стал беспощадный реализм. В романах вроде «Змеиной ямы», «Берлинских рассказов» Ишервуда или «Консервного ряда» Стейнбека мир представал без прикрас. Такие романы, как «Милосердие и благосклонность», с их ностальгией и сентиментальным юмором, были уже не ко времени.

Барти нашла для маленькой Дженны прекрасную няню, а сама целиком включилась в работу. Ведомая своим редакторским чутьем, она предложила купить права на публикацию двух произведений. Первое было романом ужасов, пронизанным черным юмором, второе – сугубо реалистичным повествованием о тяжелой жизни семьи, отчаянно стремящейся приспособиться к послевоенным условиям. Оба ее предложения были отклонены.

– Мне очень жаль, Барти, – сказала ей Селия. – Раньше я просто заплатила бы из своих денег, но сейчас не смогу. Стоимость слишком велика.

Двое молодых редакторов, чувствуя, что их энергия и инициатива никому не нужны, стали подыскивать себе другую работу. Одна получила предложение из «Макмиллана», вторая – из «Касселла». Селия с огромным трудом уговорила их повременить с уходом.

Джей по-прежнему находился в армии. Его демобилизация затягивалась на неопределенный срок, где самой ранней датой был канун Рождества. Селия была этому даже рада: еще один молодой, нетерпеливый талант, который явно взбунтуется против старой гвардии.

Селии вполне хватало проблем с Джайлзом. Тот вернулся в «Литтонс» сразу же, как смог уйти из военного министерства. Война сделала его уверенным, но прежнее раздражение и недовольство остались при нем.

Это раздражение стало повседневным состоянием Джайлза. Иногда его гнев бушевал внутри, иногда прорывался наружу. Джайлза злили зримые успехи Венеции. Естественно, его злило, что Барти вновь оказалась в фаворе и стремилась проводить собственную редакторскую политику, которая пользовалась поддержкой Селии. Сам Джайлз мог рассчитывать на поддержку отца и Эдгара Грина, но такое решение он считал временным. Его взгляды не во всем совпадали с их взглядами. Джайлзу требовалось пространство и более надежные тылы для выстраивания собственной карьеры.

В «Литтонс» он начинал с ученика. Теперь ему уже сорок. За его плечами тяжелая война, где он проявил себя умелым командиром. Командовать он не разучился. Он привык принимать решения и отдавать распоряжения, привык к полному послушанию своих подчиненных. Вернувшись в издательство, Джайлз увидел, что здесь продолжают спорить и пререкаться. Для него такое положение вещей было невыносимым. Решение, которое ему виделось, было предельно простым. Его отец стар и уже не может, как раньше, эффективно управлять издательством. Джайлз, будучи старшим сыном и первым наследником, имел все основания занять отцовское место. Всякий раз, когда он слышал об удачной сделке, заключенной Венецией с книжным магазином, или об удивительном молодом авторе, отысканном Барти, всякий раз, когда мать говорила, с каким нетерпением ждет возвращения Джея, Джайлз воспринимал это как пощечину и в нем вспыхивала бессильная злоба, словно ему опять показали его место.