Вадим Долгов - Мечник. Око Перуна

Харальд если и смутился, то только на самое краткое мгновение. Опустив в охотничью сумку последний золотой, он отер руки о край свиты и с достоинством поклонился княжне. Завел беседу как ни в чем не бывало. Пусть его штаны измазаны глиной, но никто не скажет, что конунг норвежцев был неучтив с высокородной девицей.

– Доброго здоровья тебе, прекрасная Елисава, дочь славного Ярицлейва! Могу ли я узнать, какой счастливой звезде я обязан счастьем видеть тебя в столь странном месте? Явилась ли ты одна или вместе со своим благородным отцом, князем великим?

Говоря эту весьма цветистую речь, Харальд, несмотря на присутствие горячо обожаемой им княжны, не забывал всматриваться в окружающее заросли. Не могла же княжна явиться посередь леса одна, без сопровождения? Где-то поблизости должны находиться дружинные отроки. Или хотя бы конь-то должен быть! Не пришла же Елисава в глухую пограничную лесную чащу пешком.

Какие-то странные тени пару раз промелькнули по верхнему краю оврага. Вдали послышался крик какой-то заполошной птицы. Однако ничего конкретного Харальду ни увидеть, ни почуять не удалось. Лес хранил величественное молчание. Молчала и Елисава, не отвечая ни слова на приветствие. Она лишь смотрела на конунга с печальной улыбкой. Это было странно. В былые времена она молчаливостью не отличалась.

Неловкая пауза затягивалась, но тут княжна сделала шаг, сафьяновый сапожок скользнул по размокшей глине, она пошатнулась, вскинула руки и неминуемо упала бы, если бы Харальд в мгновение ока не оказался рядом и не подставил свою мозолистую длань. Елисава ухватилась за нее своими нежными, унизанными дорогими перстнями пальчиками, крепко сжала и посмотрела в глаза конунгу благодарным взором.

Харальд расцвел: раньше гордая княжна вела себе куда как надменней. Но вот случай свел их в подходящем месте, и, если он будет вести себя правильно, дело может сладиться в самое ближайшее время. В самое ближайшее время он назовет ее своей невестой. Вот как крепко держит его руку русская княжна! Видимо, сильно испугалась. Какие, однако, сильные у нее пальцы. Так сжимает, даже больно…

Он попытался перехватить руку Елисавы поудобней, но не тут-то было. Нежные пальцы, казалось, одеревенели, были удивительно холодными. Харальд взглянул на них и с ужасом заметил, что из-под розовых ноготочков княжны выступили капли темной крови.

Волосы на затылке конунга встали дыбом, но он нашел в себе силы вновь заглянуть в лицо нареченной невесте. Лицо ее, за секунду до этого дышавшее свежестью, сиявшее маковым цветом ланит и губ, было покрыто землистой бледностью. Благодарная улыбка сменилась зловещим оскалом, изумрудные очи превратились в два черных провала, из которых, подобно черной смоле, вытекали смрадные слезы. Слезы текли по щекам, выжигая на них кровавые борозды. Кожа сходила клочьями, обнажая похожую на кору старого дуба плоть.

Харальд дернулся, титаническим усилием пытаясь вырвать руку из смертоносной ловушки. Но куда там! Рука оборотня, которого он принял за Елисаву, подобно древесному корню обвила его запястье. Твердые как железо, холодные отростки оплели грудь и нащупали пульсирующую жилку на шее.

– Кто поедет?

– Давайте я.

– Ты знаешь путь?

– А вы объясните. Найду как-нибудь.

– Объяснить-то можно. Но только не будет Ворон с мечником – вчерашним отроком разговаривать.

Доброшка пожал плечами:

– А с кем будет?

– Не знаю. Я воевода, мне ехать нельзя. Хотя я бы не прочь с Вороном перемолвиться.

– Решать нужно быстро, пока князь варяжский с охоты не возвратился.

– Да, нужно быстро. Кто же поедет? Мне нельзя, Алеше тоже нельзя, да и убьют его там. Вряд ли Ворон сможет простить и речи задорные его, и бегство из самого их разбойничьего логова.

Костер догорал в утреннем тумане. На углях томился крутобокий горшок с пшеничной кашей. Белка мешала варево большой деревянной ложкой, подсыпая то соль, то тертые орехи, то сушеную мяту, которую всегда возила с собой в полотняном мешочке. От горшка по ветру тянулся сладкий съестной дух.

– А давайте я поеду. – Девичий голосок заставил головы колохолмцев, сидевших вокруг костра, враз повернуться в сторону кашеварящей Белки.

– Ну а что, дорогу я знаю, – продолжала она, заправляя выбившийся светлый локон под узорную повязку на голове, – убивать меня Ворону не за что. Да и соперничать ему со мной не в чем. Уж выслушать-то себя я его заставлю.

Белка подняла глаза от горшка и решительно посмотрела на спутников.

– Все ему выскажу. А там пусть сам решает: губить ли ему людей ради двух зеленых камешков или нет.

Белка взяла глубокую миску, положила в нее дымящейся каши и подала по старшинству – сначала Илье. Тот бережно принял, достал из голенища сапога ложку, обтер об штаны, зачерпнул каши, попробовал, обжегся, подул, да так и замер в задумчивости.

Затем свою долю получили и остальные. Последним по возрасту был наделен Доброшка. Но зато ему Белка плюхнула в миску поверх каши полную ложку меда, зная, что он любит послаще.

Застучали ложки, а Илья все так и сидел задумавшись. Каша его совсем простыла. Он же все смотрел в пустоту, будто силился разглядеть ней будущую судьбу Колохолма, свою, Белки, Ворона, да и всей Руси. Когда ложки застучали по дну мисок, Белка решилась вывести его из задумчивости:

– Илья, ешь. Каша вкусная.

Воевода очнулся, засунул в рот полную ложку и принялся сосредоточенно жевать. Проглотив, он удовлетворенно крякнул и сказал:

– А ведь права девчонка!

В воздухе повис немой вопрос: было непонятно, говорит ли воевода о каше или о поездке к Ворону, но Илья успел снова зачерпнуть полную ложку и отправить в рот. Пришлось всем ждать, когда прожует.

Дальнейшая речь Ильи постоянно прерывалась очередными порциями каши, что придало ей весьма забавный строй:

– Белка правду говорит… Мням-мням-мням… Лучше нее дороги к Ворону никто не найдет. Мням-мням-мням… Да и не тронет ее Ворон… Мням-мням-мням… Хоть и злодей он… мням-мням-мням… А свои представления о чести у него есть. Мням-мням-мням… лучше гонца нам не найти.

С последними словами Илья засунул в рот последнюю ложку каши, прожевал с особой тщательностью и изрек:

– Вкусная каша, – облизал ложку и засунул обратно за голенище, – в общем, решено. Поедет Белка.

Доброшка вскочил, как подброшенный пружиной:

– Илья, да как же она одна поедет! Можно я с ней?

Воевода посмотрел на Доброшку с сомнением.

– Белка поедет не одна. До Липовой заимки мы ее проводим. Там у меня избушка. Белка, помнишь, позапрошлым летом за липовым цветом хаживали?

Белка согласно кивнула.

– Так вот, до заимки мы ее доведем. Там у меня малая ладейка на речке Светлой припрятана. А речка та прямиком в озеро впадает, на котором Китеж-град стоит. Белка доберется без труда и без опаски. Речка быстрая, лед на ней еще нескоро встанет, домчит за пару дней. Все, что нужно, Ворону скажет – и тут же назад. Авось уладим дело мирно. Быстро собираемся, пока князюшко наш варяжский за зверями по лесу гоняет. Если хватятся, скажем, оленя до трех станов гнали.