Иосиф Кантор - Моисей. Тайна 11-й заповеди Исхода

Идти к Мариам или приглашать ее к себе не хотелось. Моисей знал, что сестра вначале станет отмалчиваться, отворачивать взор, а потом, если и нарушит молчание, то ничего хорошего из этой беседы не выйдет. Пусть Мариам сначала успокоится, пусть «перегорит» ее недовольство, и тогда уже можно будет попросить ее больше никогда не возвращаться к тому, что случилось в стране Куш. Сам виноват – не надо было рассказывать, но, встретившись после долгой разлуки сначала с братом, а затем с сестрой, Моисей так обрадовался этому, что спрашивал их обо всем, что случилось в его отсутствие, и, в свою очередь, рассказал о том, что пережил сам. Зря, как оказывается, рассказал.

Элиуду Моисей поручил повнимательнее последить за Манассией.

– Я не забываю ни о нем, ни об Авенире с Савеем, – отвечал помощник. – Теперь, когда воины помогают Амосии в его деле, я спокоен и могу располагать большим временем. Скажу сразу – Манассия ведет себя не самым достойным образом, но это не то, что могло бы насторожить нас. Едва ли не каждую ночь он выходит из своего шатра, закутавшись в простой неприметный плащ и идет к какой-нибудь женщине. Есть две вдовы, которых он навещает в их шатрах, и есть женщина, которая иногда, но не часто, ждет его возле одной из повозок, той, в которой хранятся счета нашего казначея. Манассия уединяется с ней в повозке, но, судя по тому, как повозка скрипит и раскачивается, занимаются они там не кознями, а тем, чем мужчины занимаются с женщинами. Потом женщина уходит первой, а Манассия уходит чуть позже и возвращается в свой шатер. Идет крадучись, а возле своего шатра непременно оглядывается по сторонам, прежде чем нырнуть под полог. Два или три раза было так, что жена встречала Манассию криками и бранью. Ничего интересного, обычный блуд со свойственными ему предосторожностями и ухищрениями. Днем наш казначей постоянно находится на людях, а ночью ходит только к женщинам, и я могу сказать, что из оставшихся троих он наименее подозрителен.

– Есть что-то, свидетельствующее против Савея и Авенира? – заинтересовался Моисей.

– Ничего конкретного, – замялся Элиуд, – но к Изис, жене Савея, приходит великое множество людей – торговцы, гадалки, портные, повитухи…

– Повитухи? – удивился Моисей. – Зачем ей повитухи?

– Большинство их сочетает свое ремесло с приготовлением и продажей различных притираний – благовонных, омолаживающих, удаляющих волосы с тела, – ответил всезнающий помощник. – Вполне может случиться так, что кто-то из приходящих к Изис – посланец фараона, но мне пока не удалось прямо заподозрить кого-то в этом. Что же касается Авенира, то он в последние дни ведет не самые достойные разговоры, причем ведет их во всеуслышание, не таясь.

– Какого свойства эти разговоры?

– Это намеки, грубые намеки, которые я не хотел бы даже повторять, – нахмурился Элиуд. – Авенир не называет имен, но можно без труда догадаться, кого он имеет в виду.

Элиуд замолчал, не желая продолжать.

– Начал, так договаривай, – велел ему Моисей.

– Хорошо, я скажу. Не далее, как во время полуденной стоянки, воин, несший Авениру похлебку, случайно споткнулся и опрокинул чашу. – Авенир сначала выбранил его, а потом сказал, не обращаясь ни к кому определенно: «Там, где командуют юнцы, порядка быть не может». А еще он любит повторять: «стараниями предводителя вверглись мы в новую беду», если речь идет о каких-то бедах среди воинов, которыми он командует. Может показаться, что он говорит о себе самом, вот, мол, я, ваш предводитель и начальник, недоглядел, и потому это произошло, но если вдуматься…

– То становится ясно, что это сказано в мой адрес, – кивнул Моисей, не ожидавший от Авенира ничего другого.

Воду во время стоянки удалось найти не сразу, а запасы, сделанные несколько дней назад, закончились. Не желая оставаться в шатре и слушать доносящиеся снаружи упреки, Моисей собственноручно возглавил поиски. С ним шли Аарон, Нафанаил, сын Цуара, начальник колена Иссахарова, Элицур, сын Шедеура, начальник колена Рувимова, Эльясаф, сын Дэула – начальник колена Гадова, Шелумиил, сын Цуришаддая – начальник колена Симеонова, верный Осия, Элиуд и Амосия вместе с охраняющими Моисея воинами. Чуть поодаль за ними следовала толпа людей, внимательно наблюдавших за тем, что они делают. Элиуд отлучился ненадолго, чтобы послушать, о чем говорят эти люди, а вернувшись, доложил:

– Они следят за нами. Говорят: «Моисей вывел нас из Египта, чтобы уморить жаждою нас и детей наших и стада наши» и беспокоятся, что Моисей с приближенными собираются бежать.

– Сейчас пошлю за воинами и велю прогнать их! – вознегодовал Осия.

– Пусть смотрят, – остановил его Моисей. – Напьются первыми, как только мы найдем воду, и принесут добрую весть другим. Мне они не мешают, ведь я не делаю ничего постыдного или недостойного.

Искать воду непросто. Моисей не обладал каким-то особым чутьем на нее, а полагался на свой пастушеский опыт и на свой здравый смысл. Вот расщелина поросла мхом, а под ней зеленеет листвой куст тамариска. Если где-то в пустыне зелено, то именно там следует искать воду. Моисей подошел к расселине и услышал слабое журчание. Кроме этого, он почувствовал запах воды. У воды нет запаха, но любой источник, любой водоем имеет свой своеобразный запах, аромат прохлады, тонкий, но уловимый.

«Господи, благослови» – взмолился про себя Моисей.

– Здесь должна быть вода!

Сказав это, он что было силы ударил своим посохом по скале. Большой камень отвалился в сторону, мелкие осыпались вниз, и из скалы забил источник. По праву старшего и будучи причастным, Моисей первым поднес ладонь к источнику и попробовал воду.

– Хороша ли вода, брат мой? – спросил Аарон, первым из прочих справившийся с удивлением.

– Лучше не бывает! – ответил Моисей. – Чем больше терпишь жажду, тем вкуснее бывает вода, которой ты ее утоляешь.

Сзади донеслись радостные крики – люди увидели, что Моисей пьет воду, и возликовали. Кто-то приблизился, дожидаясь, пока можно будет напиться, кто-то, чья жажда была не столь сильна, как желание принести людям добрую весть, побежал к стану.

Рядом с первым источником нашлись еще два.

Суббота снова принесла тревожные вести. Первая оказалась тревожной, но ожидаемой, а другая – тревожной и неожиданной.

Около полудня дозорные увидели поднимающуюся вдали пыль. То шли амалекитяне, шли не торопясь, размеренно, и была в этой размеренности некая неотвратимость, уверенность в собственной победе, так кошка подходит к загнанной в угол мыши.

– Амалекитяне идут! – прокатилось по лагерю.

Никакого движения не произошло, потому что Осия заблаговременно расставил воинов так, как он собирался расставить. К тому же было известно, что амалекитяне никогда не нападают вот так, с ходу. Им непременно надо остановиться, навести порядок в своих рядах, военачальники их станут договариваться о том, как будут они вести сражение, а жрецы заведут свои тоскливые песнопения, испрашивая благословения у идолов, которым поклоняются амалекитяне. Так что если амалекитяне идут сейчас, то нападут они не ранее, чем следующим утром, да и то, если жрецы их сочтут этот день благоприятным. Из всех народов только нубийцы нападают с ходу, но они не знают ни построений для битвы, не правил ведения сражений, а просто как наступают всей ордой, так и вступают в битву, действуя напролом. И еще колесницы фараона могут ударить с ходу, не останавливаясь и не готовясь, но это только в том случае, если египтянам известно, что враг их слаб и не искушен в военном деле. Например, на стан нубийцев могут внезапно налететь египетские колесницы, а на стоящих и успевших подготовиться к обороне евреев они так уже не нападут, поостерегутся. Еврейские воины служили в фараоновом войске, и им ведомы приемы борьбы с колесницами. Расступятся, пропустят в тыл и сомкнут ряды, чтобы осыпать стрелами сзади. Возницы не успеют развернуть лошадей, как все будут перебиты.