Деннис Лихэйн - Настанет день

«Карнелл». Ни хрена ж себе.

Лютер осторожно ступал по осколкам, пытаясь держаться края толпы, но его опять затолкали в середину. Теперь это уже было не просто скопище людей, а живой, мыслящий улей, который управлял своими пчелами, заботясь о том, чтоб все они были раздраженные, взбудораженные и голодные. Лютер надвинул шляпу на лоб и пригнул голову.

Десятки людей, все изрезанные стеклом, вдруг застонали и заголосили. От вида крови, от этих воющих звуков улей еще больше возбудился. У кого-то сорвали с головы соломенную шляпу, мужики колошматили друг друга, сражаясь за краденую обувь, буханки, пиджаки от костюмов. Группки солдат и матросов блуждали в толпе, задирая друг друга и то и дело затевая потасовки.

Лютер увидел женщину, которую несколько мужиков затолкали в дверной проем. Он слышал ее крики, но не мог к ней пробиться: между ним и ею двигалась монолитная стена из плечей, голов, торсов, словно ряд грузовых фур на скотном дворе. Он снова услыхал, как она закричала, а мужики загоготали. Он поглядел на это тошнотворно белое море лиц, скинувших свои обычные маски, и ему захотелось спалить всю эту массу на огромном костре.

К тому времени, когда они достигли Сколли-сквер, их набралось уже тысячи четыре, не меньше. Улица там расширялась, и Лютер наконец смог протолкаться к тротуару. Он услышал чье-то «Глянь, у ниггера собственная шляпа», но упорно продолжал идти, пока не уперся в скопление мужчин, вываливавшихся из разгромленной винной лавки. Они булькали из горлышек, колотили бутылки о тротуар, открывали новые. Каких-то два похожих на близнецов коротышки пинками выбили двери в казино «Уолдрон», и Лютер услышал, как бренчавшая там мелодийка завершилась скрежещущим аккордом. Несколько мужчин тут же вылезли наружу, толкая перед собой пианино с лежащим на крышке пианистом, на заднице у которого, словно верхом на коне, сидел один из коротышек.

Лютер повернулся вправо, и тут-то Старик Байрон полоснул его ножом по плечу. Лютер привалился спиной к стене. Байрон снова взмахнул ножом, лицо у него было безумное и испуганное. Лютер пнул его, оттолкнувшись от стены. Нож врезался в кирпич, посыпались искры. Лютер со всех сил треснул Байрона по уху, так что тот влепился другим ухом в стену и отлетел от нее.

— На хрена ты это? — спросил он.

— Долги у меня, — рявкнул Старик Байрон и снова поднял нож.

Увернувшись, Лютер ударил кого-то в спину. Пострадавший схватил его за рубашку и развернул к себе лицом. Лютер вырвался, брыкнул наугад ногой и понял, что попал в Байрона Джексона, потому что Старик выдохнул: «У-у-у». Тут белый ударил его по щеке, но Лютер к этому изготовился и, как мяч от биты, отлетел в толпу, которая все отплясывала, вылезая из винного. Он протаранил ее, вскочил на клавиши пианино, оттолкнулся от них и под одобрительные возгласы сиганул прямо через пианиста и через того, кто сидел на нем верхом. Он приземлился по другую сторону, удержался на ногах, заметил изумленную физиономию парня, на которого с ясного неба вдруг свалился ниггер, и снова нырнул в толпу.

Впереди вдруг грянули выстрелы, стреляли в воздух, поверх голов, и потом кто-то отчаянно завопил: «Мы полиция! Немедленно прекратить!»

Раздалось еще несколько выстрелов, и толпа начала орать:

— Бей копов! Бей копов!

— Бей штрейкбрехеров!

— Бей копов!

— Бей штрейкбрехеров!

— Бей копов!

— Назад, стреляем на поражение! Назад! — послышалось в ответ.

Видать, они не шутили, потому что людской поток сменил направление. Лютера закрутило на месте, и вся человеческая масса устремилась туда, откуда пришла. Опять захлопали выстрелы. Кто-то пронзительно визжал, звенело стекло, и все время завывали пожарные сирены. А потом начался дождь, крупные капли застучали по плечам и головам. Лютер понадеялся было, что дождь разгонит толпу, но народу еще прибавилось. Лютера несло в этом потоке, который успел сокрушить еще с десяток витрин и три ресторана.

Главные магазины по Вашингтон-стрит уже подготовились. Парни, охранявшие «Джордана Марша», увидели их за два квартала. Они даже не стали ждать. Они просто вышли на середину Вашингтон-стрит, человек пятнадцать по меньшей мере, и пальнули. Улей припал к земле, потом приподнялся и шатнулся вперед, но парни из «Джордана Марша» снова подняли оружие, трах-тарарах, и толпа опять повернула вспять, и до самой Сколли-сквер люди бежали.

А там — содом и гоморра. Все пьяные. Растерзанные, ошалевшие девицы из варьете бродили, сверкая голыми сиськами. Перевернутые машины, костры вдоль тротуара. Надгробия с ближайшего погоста, прислоненные к стенам и оградам. Мужчина и женщина совокупляются на опрокинутом «форде». Два мужика боксируют без перчаток посреди Тремонт-стрит, вокруг них кольцо зевак, делающих ставки, под ногами у них хрустит мокрое, окровавленное стекло. Четыре солдата подтаскивают наклюкавшегося до беспамятства матроса к бамперу одной из перевернутых машин, мочатся на парня, толпа в восторге орет. В одном из верхних окон появляется женщина, зовет на помощь, но тут мужская ручища зажимает ей рот, оттаскивает ее от окна. Толпа опять взрывается ликующими криками.

Лютер заметил пятно крови у себя на рукаве и присмотрелся: нет, рана неглубокая. Он увидел пьяного парня, валяющегося на тротуаре с бутылкой виски. Наклонился, взял бутылку, вылил на руку, немного выпил.

Ему хотелось крикнуть: «И перед этим дерьмом я гнул спину? Перед вами? Вы унижали меня, потому что я — не такой ? И я вам еще говорил „да, сэр“? И „нет, сэр“? Вам? Вам… диким зверюгам?»

Он хлебнул еще, и взгляд его случайно упал на Старика Байрона Джексона. Вот он, Байрон, стоит на той стороне перед фасадом магазина. Старик Байрон смотрел в другую сторону, и Лютер, задрав голову, осушил бутылку до дна, бросил ее под ноги и метнулся через улицу.

Его окружали лоснящиеся лица белых людей, опьяненных спиртным, опьяненных вседозволенностью и чем-то еще, что до сих пор не имело названия, но сидело в них, затаенное.

Жажда разрушения, вот что это такое.

В своей повседневной жизни они прикрывались такими красивыми словами, как идеализм, гражданский долг, честь, великая цель. Но вот она — правда. У вас перед глазами. Все здесь делают то, чего им хочется. А хочется им бить морду мужикам и насиловать баб, хочется крушить все подряд, просто потому, что это сейчас дозволено.

Черт с вами, подумал Лютер. Он добрался до Старика Байрона Джексона и запустил одну руку ему в волосы, а другую — в промежность.

Я еду домой.

Он оторвал Байрона от земли, размахнулся им так, что ноги старика взлетели вверх, и протаранил им витрину.

— Черные дерутся! — заорал кто-то.

Старик Байрон рухнул на пол под обвалом осколков, он пытался прикрыться руками, но ему все же порвало щеку и вырезало стейк из ляжки.