Виктор Поротников - Утонуть в крови : вся трилогия о Батыевом нашествии

Тулусун-хатун видела, что Моисей старательно осваивает монгольский язык, поэтому в общении с ним она старалась четче выговаривать наиболее трудные слова и повторяла по нескольку раз различные фразеологические обороты. Владела Тулусун-хатун и языком половцев, вернее, одним из его диалектов, на котором разговаривали подвластные монголам карлуки. Воинов из этого племени было довольно много в туменах хана Кюлькана и хана Бури.

Иногда, когда рядом никого не было, Тулусун-хатун начинала заигрывать с Моисеем. Она либо толкала его локтем, либо легонько щипала за шею. Эта юная монголка была непоседлива и проказлива, как мальчишка-сорванец. Ей было всего-то шестнадцать лет. Она обожала сладости и виноградное вино, была любопытна и смешлива.

Хан Кюлькан, который был всего на три года старше Тулусун-хатун, по своей натуре ничем не отличался от нее. Он был так же легок на подъем, любил пошутить и посмеяться. Эти двое часто понимали друг друга без слов, порой начиная давиться от смеха, едва обменявшись взглядами, или употребляя никому не понятные жесты.

Тулусун-хатун обучила Моисея правилам китайской игры боа, суть которой заключалась в том, что два игрока, разложив перед собой сорок маленьких палочек в четыре ряда, должны были поочередно убирать из любого ряда одну или две палочки, но можно было убрать и сразу целый ряд палочек. Побеждал тот, кто заканчивал игру последним, то есть убирал либо последнюю палочку, либо последний ряд.

Тулусун-хатун так наловчилась играть в эту старинную китайскую игру, что Моисей, как ни старался, никак не мог ее обыграть.

Вот и в этот зимний вечер Моисей проиграл в боа Тулусун-хатун семь раз подряд. После каждого проигрыша Моисей становился на четвереньки, а Тулусун-хатун садилась ему на спину и со смехом ездила верхом на Моисее по юрте от одной войлочной стенки до другой.

Хан Кюлькан сидел, скрестив ноги, возле очага и, попивая айран из круглой пиалы, с улыбкой наблюдал за развлечениями своей юной жены.

Но вот в ханской юрте появился Бадал, начальник кебтеулов, ночных дозорных, в тумене хана Кюлькана.

Поклонившись молодому хану, Бадал произнес с тревогой в голосе:

— Уже три часа прошло, как ушли на разведку в лесное село урусов пятеро моих кебтеулов. Путь туда недалек, а они все еще не вернулись. Заплутать они не могли, так как в село ведет одна-единственная просека. Похоже, с моими воинами стряслось что-то неладное. — Сутулый кривоногий Бадал вновь отвесил поклон. — Повелитель, позволь выслать по следам ушедшей в дозор пятерки десяток других кебтеулов.

Кюлькан лениво зевнул и поставил пиалу на низенький круглый стол.

— Может, снегопад задержал тех пятерых дозорных? — проговорил он.

— Снегопад уже кончился, повелитель, — сказал Бадал, косясь на Тулусун-хатун, которая слезла со спины Моисея и со смехом глядела, как тот с кряхтеньем распрямляет натруженную спину и растирает руками стертые колени.

— Хорошо, Бадал, — кивнул хан Кюлькан. — Отправь к тому лесному селу другой дозор, да воинов отбери поопытнее.

Бадал отвесил низкий поклон и, пятясь спиной к выходу, исчез за тяжелым дверным пологом.

Повелев слуге расстелить ему постель, хан Кюлькан хотел было лечь спать. Но тут появился гонец от хана Бури, стан которого находился в степи, в трех перестрелах из лука от лагеря хана Кюлькана.

Хан Бури спешно звал Кюлькана к себе на совет.

— Что случилось? — Хан Кюлькан недовольно взглянул на гонца. — До утра нельзя подождать?

— Нельзя, господин, — ответил гонец, почтительно прижав ладонь к груди. — В степи, к югу от стана Бату-хана, появилась конница урусов. Урусы подкрались, как волки, и напали на становище хана Байдара, убили многих его людей, разогнали табуны его. Хан Байдар просит о помощи.

Кюлькан мигом вскочил с ложа, его сонливости как ни бывало! Рявкая на слугу, он стал торопливо облачаться в боевой наряд. Другого слугу Кюлькан послал к своим конюхам: пусть готовят лошадей ему и его телохранителям.

— Куда ты, мой бесстрашный? — Тулусун-хатун подскочила к хану Кюлькану. — В такую темень!

— Слышала, урусы напали на лагерь хана Байдара? — промолвил Кюлькан, не глядя на жену. Он затягивал на талии пояс с пристегнутой к нему саблей. — Бури зовет меня на совет. Надо что-то делать, а не сидеть сложа руки!

— Я понимаю, хан Байдар доводится Бури родным дядей, но ты и Бури находитесь в головном отряде всего монгольского войска, — сказала Тулусун-хатун, уперев руки в бока. — Не ваше дело беспокоиться о том, что творится в тыловых туменах. Для этого есть ханы правого и левого крыла. Это их забота! Если Гуюк-хан проспал появление урусов, пусть он и исправляет свою оплошность! Там же неподалеку становище хана Менгу. Уж ему-то гораздо сподручнее оказать помощь хану Байдару, нежели тебе и Бури.

Тулусун-хатун в дневное время любила покататься верхом на коне между разбросанными по степи татарскими становищами, поэтому она прекрасно знала, где какой тумен находится. Знала Тулусун-хатун и всех ханов наперечет, поскольку была дружна со многими ханскими женами.

— Я знаю, что делаю, — сухо обронил Кюлькан, взглянув на жену, перед тем как покрыть голову высокой монгольской шапкой с меховой опушкой.

Кюлькан вышел из юрты, в спешке даже не обняв супругу.

Тулусун-хатун это не понравилось.

— Хан Бури слишком много себе позволяет, вызывая к себе моего мужа посреди ночи! — ворчала она, глядя на то, как Моисей вновь раскладывает на ковре палочки в четыре ряда. Он был полон решимости отыграться.

— А ты упорен, Мосха! — с одобрительной улыбкой промолвила Тулусун-хатун, усаживаясь на ковер напротив Моисея. — Это мне нравится в тебе. Мужчина и должен быть таким!

На этот раз везение покинуло Тулусун-хатун, а может, ее просто одолевало беспокойство о супруге и она была менее внимательна в игре, чем всегда. Моисей выиграл у ханши довольно уверенно и быстро.

Моисей даже расхохотался от переполняющего его радостного восторга. Наконец-то он обыграл в боа самоуверенную проказницу Тулусун, хотя он обучился этой игре всего три дня назад!

По круглому лицу Тулусун промелькнула тень досады. Бросившись на Моисея, она шутливо повалила его на спину и принялась теребить его за волосы своими сильными пальцами.

— Как ты смеешь обыгрывать свою госпожу, наглец! — с притворным негодованием восклицала по-половецки Тулусун. — Да еще смеяться при этом! Я отучу тебя потешаться надо мной, негодник!

Такой бурный напор Тулусун еще больше рассмешил Моисея, который продолжал смеяться, пытаясь сбросить с себя юную бойкую ханшу. При этом рука Моисея невольно несколько раз коснулась груди Тулусун. Невидимая искра, проскочившая между ними, слегка смутила юную монголку и Моисея, который вдруг осознал, что слишком смело тискает жену знатного чингизида, являясь, по сути, ее невольником.