Виктор Поротников - Утонуть в крови : вся трилогия о Батыевом нашествии

Моисей отыскал дом своих родителей, от которого остались обгорелые руины. Рядом догорали терема двух ольговских купцов, которые не раз обращались за денежной ссудой к ростовщику Пейсаху.

Взятые татарами пленники разбирали завалы из полусгоревших обвалившихся домов, отыскивая тела тех воинов Кюлькана, которые искали поживы в объятых пламенем теремах и оказались придавленными горящими рухнувшими сводами.

Проходивший мимо Моисей увидел, как пленники извлекли из-под черных обуглившихся бревен почерневшие обгорелые останки двух мунгалов и положили их на грязный от копоти и пепла снег.

Моисей вдруг узнал среди пленников своего отца. Тот, еле передвигая ноги, тащил на плече вместе с двумя другими пленниками обломок бревна.

Дождавшись, когда пленники сбросят с плеч свою ношу и отправятся за другим бревном, Моисей подскочил к отцу и дернул его за рукав обгорелой шубейки, явно снятой им с какого-то убитого смерда.

Трое татар, надзирающих за работой пленников, сердито закричали на Моисея, а один из них даже подбежал к нему с явным намерением огреть его плетью. Однако нукеры, приставленные к Моисею, заслонили его. После их резкого объяснения с тремя стражами Моисея не только никто пальцем не тронул, ему даже позволили отвести старика с густыми черными бровями и большим горбатым носом к стене уцелевшего дома на другой стороне улицы.

Старый Пейсах едва не разрыдался от радости, узнав в одетом в татарские одежды юноше своего бесследно пропавшего сына.

— А я… А мы с твоей матерью уже решили, что тебя нет в живых, — дрожащим голосом промолвил Пейсах, не зная, куда спрятать свои посиневшие от холода руки. — Саломея сообщила нам, что ты отправился из Рязани куда-то с поручением и не вернулся обратно. Люди Юрия Игоревича искали тебя, сынок. Приезжали они и к нам домой. Что же с тобой приключилось, сынок?

— Я решил, отец, что довольно мне служить рязанскому князю, который помыкает мною, как холопом, — сказал Моисей и подбоченился: — Я поступил на службу к хану Кюлькану, родственнику самого Батыя. Татарские ханы гораздо могущественнее князя рязанского! — Моисей небрежно кивнул на дымящиеся городские развалины: — Полагаю, отец, ты имел возможность убедиться в этом.

— Кто бы мог подумать! — изумился Пейсах и всплеснул руками: — Как же хан татарский взял тебя к себе на службу, сынок?

— Я дал татарскому хану очень ценный совет, который пришелся ему по душе, — солгал Моисей. — Хан Батый сразу понял, как я не глуп и какую пользу я смогу ему принести, поэтому он приблизил меня к себе. Вот так-то!

Моисей посмотрел на сгорбленного от усталости отца, как орел из поднебесья.

— Получается, сынок, что ты предал рязанского князя, предал нас с матерью и предал свою веру, — с нескрываемым разочарованием произнес Пейсах, печально вздохнув. — Лучше бы ты бросился головой в омут!

— А кто толкнул меня на это предательство? — рявкнул Моисей и, схватив отца за отвороты драной шубы, встряхнул его так, что старый иудей еле устоял на ногах. — Кто пожалел для сына каких-то жалких несколько гривен?! Кто был готов обречь меня на позор, даже на смерть, лишь бы не расставаться со своим серебром?.. Ну, отвечай!..

Пейсах не проронил ни звука, со страхом глядя в злые сыновние глаза. Таким Моисея ему еще не приходилось видеть.

— Ты всегда недолюбливал меня, отец. Всегда ставил мне в пример Саломею, которая столь же корыстолюбива, как и ты. И вот ты поплатился за свою жадность, мерзкий старик! Поделом тебе! — Моисей оттолкнул от себя отца и язвительно засмеялся: — Скупое ничтожество! Я рад, что имею возможность отомстить тебе за твою жадность. Но сначала скажи, где моя мать?

— Она погибла, сынок, — дрожащим голосом ответил Пейсах. — Наш дом подожгли татары, твоя мать была внутри, когда обвалилась крыша. Я ничем не смог ей помочь.

— Конечно, ты не смог. Ты, наверно, и не пытался! — проговорил Моисей, зло сощурив глаза. — Ты небось в это время прятал свои сокровища. Отвечай, так?

— Все мои богатства тоже сгорели, сынок, — пролепетал Пейсах. — Я сам чудом уцелел.

Моисей взглянул на отца долгим тяжелым взглядом, словно пытаясь проникнуть в его мысли.

Наконец он произнес:

— Помнится, отец, тебе всегда везло в жизни. Ты даже уцелел при взятии татарами Ольгова. Теперь же я прерываю полосу твоего жизненного везения!

— Грех на душу берешь, сынок, — торопливо промолвил Пейсах. — Не забывай, в тебе моя кровь!

Моисей усмехнулся недоброй усмешкой. Не прибавив больше ни слова, он отошел к двум своим нукерам, стоявшим невдалеке.

— Этот старый купец сейчас признался мне, что потерял все свои богатства, но успел проглотить несколько золотых безделушек, — сказал Моисей нукерам, тщательно подбирая еще непривычные для него слова чужого языка. — Вы можете выпотрошить этого старикашку и взять золото себе.

Нукеры внимательно выслушали Моисея. Затем оба без малейших колебаний бросились к Пейсаху с обнаженными ножами в руках. Оба были жадны до золота и не брезговали ничем для того, чтобы его добыть.

Моисей испытал странное чувство мстительного удовлетворения при виде того, как его отцу сначала перерезали горло, а потом вспороли ему живот. Если бы у Моисея имелось при себе оружие, то он и сам, наверно, пустил бы его в ход, дабы насладиться предсмертными муками человека, которого он люто возненавидел с той поры, когда понял, что алчность ростовщика перевешивает в нем отцовские чувства.

В распоротых внутренностях Пейсаха и впрямь оказалось несколько золотых монет и золотой перстень с изумрудом.

Младшего сына рязанского князя отпевали в Успенском соборе при большом стечении народа, руководил этой печальной церемонией местный епископ Паисий.

Юрий Игоревич стоял чуть в стороне от гроба с сыном с поникшей головой, облаченный в траурные одежды. Рядом с ним стояла его мать, Агриппина Ростиславна, одетая во все черное. Старая княгиня, проплакав всю ночь, выглядела усталой и подавленной.

Супруга Юрия Игоревича не смогла выбраться из осажденного татарами Пронска, чтобы успеть на похороны своего младшего сына.

Когда гроб с телом Давыда Юрьевича опустили в могилу в княжеской усыпальнице в одном из приделов древнего каменного Спасо-Преображенского собора, в Рязань прибыл гонец от князя Кира Михайловича с известием о взятии татарами Пронска и Михайловска. Гонец сообщил, что Кир Михайлович с дружиной сумел ночью вырваться из окруженного мунгалами Михайловска и ушел через лес к Переяславцу. О том, что сталось с Глебом Михайловичем, оборонявшим Пронск от татар, гонец ничего не знал.

В этот же день в Рязани объявился боярич Оверьян Веринеич, ездивший во Владимир ко князю Георгию. От привезенных им вестей у Юрия Игоревича осунулось лицо.