Лоуренс Норфолк - Пир Джона Сатурналла

— Так это и есть твой секрет?

Лукреция разглядывала плоскую деревянную шкатулку. Но когда она откинула крышку, лицо ее расплылось в недоверчивой улыбке.

— Украшения?

— «Дам пояс мягкий из плюща, — процитировал Джон. — Янтарь для пуговиц плаща».

— Мои любимые строки…

— «С тобой познаю счастье я… Приди, любимая моя».

Наступило долгое молчание. Лукреция смахнула слезу с одного глаза, потом с другого.

— Как ты их изготовил? — наконец спросила она.

Джон вспомнил жгучий укол стыда, который он ощутил, когда тайно выносил из кладовой кусок мадейрского сахара, отколотый от головы. В своей комнате он размолол сахар, потом расплавил и стал растягивать на толстые нити, которые скручивал и переплетал, пока они твердели в воздухе. Теперь Лукреция смотрела на пояс из золотистых колец, перстень с ограненным камнем и пряжку, сплетенную из тончайших волокон янтарного цвета. Он пожал плечами:

— Это было не так уж трудно.

— Боюсь, они слишком сладкие, на мой вкус.

— Они предназначены не для твоих уст.

Лукреция недоуменно взглянула на него:

— Тогда для чьих же?

Через несколько минут тишину спальни нарушил странный диалог.

— Приди, любимая моя, — сказал Джон. Хруп .

— Ой! — вскрикнула Лукреция.

— С тобой вкушу блаженство я.

Хруп.

— Прекрати, Джон!

— Открыты нам полей простор…

Хруп-тресь-хруп…

— Ты разбудишь весь дом своими визгами, — укоризненно сказал Джон, наклоняясь, чтобы куснуть очередное карамельное кольцо.

Золотистый пояс обвивал талию обнаженной Лукреции. Внезапно девушку обуяло безудержное веселье.

— Перестань! — задыхаясь от смеха, пролепетала она. — Пожалуйста, Джон, перестань…

— Леса, долины… — хруп-тресь, — склоны гор.

Наконец ей удалось вырваться.

— Теперь ты надевай, — приказала она.

— Я? На что?

Она подступила к нему, потрясая цепью.

— Нет!

— Да…

Позже, когда пояс, пряжка и перстень были с хрустом перемолоты их зубами, когда их клейкие губы наконец разлиплись и они, тяжело переводя дыхание, распростерлись навзничь среди скомканных простыней, Джон почувствовал, как рука Лукреции скользнула в его ладонь. Они лежали, глядя в потолок, где дрожали красноватые отблески камина.

— Наш сад — здесь, — проговорила девушка. — Здесь, в этой комнате.

— Сад?

— Ты говорил, они угождали друг другу. Первые мужчины и женщины. Они изъявляли друг другу свою любовь и жили как равные. — Лукреция повернулась к нему. — Это наш сад, Джон. Это наш Пир.

Последний снег выпал в канун Святой Агнессы. Зажав в горсти зерна подсолнечника, Лукреция помолилась о благополучии Бакленда, а потом бросила их через плечо в камин. Сухие семена зашипели, затрещали в огне.

— Раздвинь портьеры, — попросила Лукреция.

Джон отдернул тяжелый бархатный занавес, с которого изверглись потоки пыли. В спальню хлынул свет. Они вместе выглянули в окно.

— Снег тает, — проговорила Лукреция, положив подбородок ему на плечо.

— Вот и закончилась зима, — откликнулся Джон.

На пастбищах снежный покров сошел полностью. Среди слякоти там и сям уже зеленели островки травы. Скоро снег остался только в самых глубоких низинах, и наконец растаял даже огромный сугроб под привратными башнями. В Благовещение открылись дороги. Потом вернулся Марпот.

Какие хлебы выпекались в раю, ведомо одному лишь Великому Пекарю, ибо не кто иной, как Он, покровительствовал всем зерновым злакам, что произрастали на древних полях и отдавали свои колосья, не требуя тяжкого труда ни от человека, ни от животного. Потом из мягкой пушистой пшеницы получались воздушные белые караваи, из жестковатой колючей ржи выходили суржевые ковриги, а из сушеных бобов изготавливался лошадиный хлеб, который хрустел на зубах и урчал в желудках Адама и Евы. Грубая мука делалась также из желудей, каштанов и различных орехов, но как их молотили без тяжелых цепов, перемалывали без каменных жерновов и просеивали без решёт или сит, мне неизвестно. Не знаю я и как такое тесто поднималось без опары, замешивалось без месильных лоханей и выпекалось без печей. Ибо в самом первом саду Адам никогда не перетруждался, собирая дрова.

Таким образом не требующий усилий хлеб изготавливался лишь в начале времен, но не позже, когда обитатели более холодного рая пускали на муку разного рода орехи, замешивали тесто без опары (за неимением таковой) и добывали столько же топлива для своих печей, сколько собирал Адам в свое время. Сравнительно с Эдемом их рай казался запущенным бесплодным садом, и хлебы в нем были грубее и менее приятные на вкус — не такие воздушные, как пшеничные караваи, и не такие сытные, как суржевые ковриги, но все же вполне годные в пищу человеку и животному. Назывались они райскими хлебцами, а как изготавливались, я расскажу ниже…

Холодные голубые глаза мужчины, глубоко посаженные под массивным лбом, медленно скользили по стенам, бесцельно шарили по окнам. Он сидел на темной лошади, рядом стоял Эфраим Клаф, а перед ними толпились солдаты народного ополчения, сжимавшие мушкеты или державшие чумазые руки на эфесах своих сабель. Обитатели усадьбы, согнанные во внутренний двор и окруженные угрюмыми мужчинами, неотрывно смотрели на всадника, который выпрямился в седле и снял шлем, явив взорам копну прямых светлых волос.

Марпот по-прежнему носил длинные волосы, увидел Джон. Он все понял, как только огромный медный котел гулко зазвенел под ударами половника. Повара и поварята беспорядочно заметались по кухне. Потом ворвались ополченцы и погнали несостоявшихся защитников усадьбы во двор, избивая кулаками и прикладами ружей. Теперь Марпот пристально разглядывал их со своей лошади:

— Кто здесь осмелился напасть на моего священника?

Джон почувствовал, как все вокруг него зашевелились, переглядываясь и переминаясь с ноги на ногу. Но никто не произнес ни слова. На лице Марпота появилась жестокая улыбка. Он обернулся и сделал повелительный жест.

Ряды солдат расступились, и несколько женщин в изорванных платьях и простых льняных чепцах двинулись вперед по образовавшемуся проходу, с трудом таща двухколесную телегу. Когда повозка остановилась, на нее запрыгнули двое мужчин. Мгновением позже громадная колода — сплошь испещренная бурыми пятнами, с прибитым в центре торца железным наручником — скатилась с задка телеги и глухо ударилась о землю.

При виде плахи по толпе баклендских слуг прокатился встревоженный гул.