Гэри Дженнингс - Ацтек

Моя довольно неуклюжая ложь рассмешила Джай Беле, однако она приняла игру и, сделав вид, будто поверила, спросила:

— А сами-то мы в таком случае где будем жить? — В каком-нибудь более приличном месте. Я готов заплатить за то, чтобы вы могли жить по-человечески. И чтобы ни тебе, ни дочкам не пришлось торговать собой.

— Да ты хоть представляешь, во что это тебе обойдется? — Думаю, да. И вот что, давай уладим это дело прямо сейчас. Вот и гостиница. Пожалуйста, зажги свет в той комнате, где мы обедали. И принеси письменные принадлежности — бумага и мел подойдут. Да, кстати, а где спальня этого жирного евнуха? Да не дрожи ты так, я не спятил. Во всяком случае, не больше, чем обычно.

Неуверенно улыбнувшись, она пошла выполнять мое поручение, а я сам тем временем, прихватив лампу, заявился прямиком в спальню трактирщика и разбудил его, как следует пнув по жирному заду.

— Вставай и пойдем со мной, — заявил я, когда Вайай вскочил, брызжа слюной от ярости и ничего не соображая спросонья. — Дело есть.

— Что за дела посреди ночи? Ты пьян. Уходи! Мне пришлось основательно его встряхнуть и объяснить, что я трезв, как никогда, после чего трактирщик, которого я подталкивал в спину, натягивая на ходу накидку, поплелся-таки в комнату, где Джай Беле уже зажгла для нас свет. Когда я полувтолкнул, полувтащил жирного коротышку в помещение, женщина бочком попыталась ускользнуть, но я ее задержал.

— Нет, останься. Это касается нас троих. Толстяк, принеси-ка все бумаги, относящиеся к праву владения этим постоялым двором и долгу, который оставил прежний хозяин. Я намерен выкупить залог.

Оба уставились на меня почти одинаково изумленно, но Вайай опомнился первым и, еще пуще брызжа слюной, заорал:

— И ради этого ты поднял меня с постели посреди ночи? Хочешь купить мою гостиницу, самонадеянный щенок? Иди лучше проспись. Я не собираюсь ее продавать.

— Продавать или не продавать можно собственность, а заведение пока не твое. Ты всего лишь держатель залога. Получишь долг с процентами, и все твои права на этом кончатся. А ну пошевеливайся!

По правде сказать, я использовал преимущество внезапности и взял трактирщика нахрапом, пока он спросонья еще не очухался. Но к тому времени, когда мы занялись колонками точек и флажков, обозначавших цифры, к хозяину уже вернулись хватка и хитрость, отличавшие этого человека в бытность его и жрецом, и менялой.

Мои господа, я не стану утомлять вас подробностями наших переговоров. Напомню лишь, что навык работы с цифрами я имел и в ведении счетов разбирался.

Выяснилось, что покойный путешественник и вправду взял в долг, как товарами, так и наличностью, солидную сумму, однако выкуп залога не потребовал бы чрезмерных расходов, когда бы ростовщик не использовал хитроумный способ начисления процентов на проценты. Всех цифр, какие там фигурировали, я не помню, а потому изложу вам дело в упрощенном виде. Предположим, если я одолжу кому-то сотню бобов какао на месяц с условием уплатить по истечении этого срока сто десять бобов, то за два месяца он вернет мне уже сто двадцать бобов, за три — сто тридцать, и так далее… А вот Вайай придумал гораздо хитрее: проценты за следующий месяц он начислял исходя не из основной суммы долга, а с учетом процентов за предыдущий. В результате, например, к концу второго месяца ему были должны уже не сто двадцать, а сто двадцать один боб. Эта разница могла бы показаться пустяковой, но она увеличивается с каждым месяцем, так что за длительный срок сумма получилась существенная.

Я потребовал сделать перерасчет с самого начала, с того момента, когда Вайай дал кредит под залог гостиницы.

— Аййа! — заверещал он, наверное, так же громко, как когда в бытность свою жрецом очнулся после навеянного грибами дурмана и понял, что натворил.

Но когда я предложил передать это дело на рассмотрение бишосу Теуантепека, он стиснул зубы и произвел полный перерасчет, причем под моим пристальным наблюдением. Было много других деталей, которые можно было оспорить, такие как расходы на содержание гостиницы и прибыль, полученную хитрецом за те четыре года, пока он ею управлял. Но наконец, когда уже наступило утро, мы пришли к соглашению относительно общей суммы, которая причиталась Вайайю, и я согласился выплатить ее в виде золотой пыли, обрезков меди и бобов какао. Но перед этим я сказал:

— Ты упустил одну маленькую деталь. Я должен тебе за размещение своего каравана.

— Ах, да! — оживился жирный старый мошенник. — Как благородно с твоей стороны, что ты сам об этом напомнил.

И прибавил к сумме выкупа плату за постой. — И еще одна мелочь, — добавил я, сделав вид, будто только что вспомнил.

— Да? Его рука с мелом замерла. — Вычти жалованье, причитающееся женщине по имени Джай Беле за четыре года.

— Что? Оба воззрились на меня: он — в изумлении, она — в восхищении. — Жалованье захотела? — глумливо произнес толстяк. — Эта женщина была отдана мне как тлакотли…

— Если бы твои подсчеты были верны, ей не пришлось бы становиться рабыней. Подумай сам: не обмани ты бишосу, он присудил бы тебе разве что долю в этом постоялом дворе. А ты, мошенник, не только обманом завладел чужой собственностью, но и поработил свободную женщину. Это преступление.

— Хорошо, хорошо. Дай-ка я сосчитаю. Два боба какао в день… — Это жалованье рабыни. А ты пользовался услугами бывшей владелицы этой гостиницы. Безусловно, она имеет право на жалованье свободной женщины, которое составит… двадцать бобов в день.

Услышав это, Вайай схватился за волосы и завыл. — Ты чужак, — добавил я, — в Теуантепеке тебя едва терпят, а она как-никак из Бен Цаа. Если мы отправимся к правителю…

Он немедленно прекратил скулить и принялся судорожно писать, поливая бумагу по́том. Но когда подсчитал все, взвыл еще пуще:

— Более двадцати девяти тысяч! Да столько бобов нет на всех кустах какао во всех Жарких Землях!

— А ты пересчитай все в перьях золотого порошка, — посоветовал я. — Глядишь, будет не так страшно.

— Разве? — проворчал он, следуя моей рекомендации. — Да ведь если я соглашусь выплатить ей это жалованье, у меня после всей этой сделки не останется даже на набедренную повязку. Если я вычту эту сумму, то получится, что ты заплатишь мне меньше половины изначальной ссуды!

Тут его голос сорвался на визг, а пот лил с негодяя так, словно он плавился.

— Правильно, — сказал я. — Это сходится с моими собственными подсчетами. В каком виде желаешь получить плату? Все золотом? Или медью?

Я потянулся к своей торбе. — Это вымогательство! — возмутился Вайай. — Настоящий грабеж! В моей котомке нашелся также и маленький обсидиановый нож, острие которого я и приставил к одутловатой физиономии мошенника, где-то между вторым и третьим подбородком.