Гэри Дженнингс - Ацтек

К сожалению, Десятый был сейчас не в состоянии узнать хоть кого-нибудь из других членов семьи Макобу, которые окружили нас, а лекарь (хотя явно довольный тем, что у его двери собралась такая шумная толпа) не мог запустить внутрь всех желающих. Когда мы четверо положили больного на земляной пол, немолодой целитель приказал, чтобы в хижине не осталось никого, кроме его самого, старой карги — его жены, являвшейся одновременно и его помощницей, самого недужного и меня. Мне он намеревался в процессе лечения объяснить, в чем оно заключается. Представившись как целитель Мааш, он на ломаном науатль изложил мне суть своего лечебного метода.

Держа в руке запястье Десятого (он же Макобу), лекарь одно за другим выкрикивал имена божеств, как добрых, так и злых, почитаемых в стране чиапа. Он объяснил мне, что якобы сердце больного при упоминании имени того бога, который наслал на него недуг, начинает биться сильнее, пульс учащается, и становится ясно, какому богу необходимо принести жертву, чтобы снять порчу. Ну а заодно и какие снадобья использовать для лечения.

Представьте картину: Десятый, исхудавший, с закрытыми глазами, неподвижно лежал навзничь на шкуре кугуара, в то время как старый целитель держал больного за запястье, наклонившись над ним и выкрикивая тому в ухо:

— Какал, светлый бог! После паузы, необходимой, чтобы проверить пульс, следовало: — Титик, темный бог! Кого только целитель не называл: тут были и Антун, бог жизни, и Хачьяком, бог могущества, и Теа, богиня любви, и множество других богов и богинь чиапа, имен которых я не запомнил. Однако в конце концов абсолютно измотанный старик выпрямился и, признавая неудачу, сказал:

— Пульс настолько слаб, что я не смог заметить, чтобы он откликнулся на какое-либо имя.

И тут Десятый, не открывая глаз, прохрипел: — Меня укусил бинкицака. — Вот оно что! — воскликнул, приободрившись, лекарь Мааш. — Мне и в голову не приходило, что это кто-то из низших духов. А ведь верно, вот и рана. След укуса.

— Прошу прощения, господин целитель, — осмелился подать голос я. — Это был никакой не бинкицака. Его укусил кролик.

Врач поднял голову и посмотрел на меня с презрением. — Молодой человек, я держал больного за запястье, когда он произнес слово «бинкицака», и мне ли не распознать, как изменился при этом пульс. Женщина!

Я удивленно моргнул, но целитель, как оказалось, обращался к своей жене. Они поговорили на своем языке, после чего лекарь объяснил мне, что у него возникла необходимость посоветоваться со специалистом по низшим духам, так что он посылает жену за лекарем Каме.

Старуха торопливо вышла из хижины, расталкивая локтями столпившихся вокруг зевак, любопытно вытягивавших шеи, и очень скоро к нам присоединился еще один пожилой «прощупыватель пульса». Целители Каме и Мааш совещались и что-то бормотали, потом по очереди держали вялую руку Десятого за запястье, громко выкрикивая ему в ухо: «Бинкицака!» — снова обменивались мнениями. Наконец они согласно кивнули друг другу, и лекарь Каме отдал очередное распоряжение старухе. Она снова поспешно удалилась, а целитель Мааш, обращаясь ко мне, сказал:

— Бинкицака по своей природе наполовину звери, а потому не понимают смысла ритуалов, и умилостивить такую тварь жертвоприношением невозможно. А поскольку случай не терпит отлагательства, мы с моим товарищем по ремеслу решились на крайнюю меру — выжигание недуга. Мы послали за Плитой Солнца, самым священным сокровищем нашего народа.

Жена целителя вернулась в сопровождении двух мужчин, которые несли квадратную каменную плиту, на первый взгляд самую обычную. Но потом я увидел, что сверху на ней имелась жадеитовая инкрустация в форме креста. Да, изображение было очень похоже на ваш христианский символ.

Крест делил камень на четыре части, в каждой из которых было просверлено сквозное отверстие со вставленным в него куском чипилотль, то есть кварца. Но обратите внимание, мои господа, это очень важно для понимания дальнейшего: каждый из этих кристаллов был отшлифован и отполирован так, что с обеих сторон над каждым сквозным отверстием выступала гладкая выпуклость в форме закругленной морской раковины.

Пока двое мужчин держали Плиту Солнца над обессиленным больным, старуха палкой проделала в соломенной крыше несколько дыр, впустив в помещение солнечные лучи, один из которых упал прямо на страдальца. Два лекаря подтянули шкуру кугуара, чтобы придать ей нужное положение относительно луча и Плиты Солнца, после чего произошло нечто необыкновенное. Я подался вперед, чтобы рассмотреть все получше. Следуя указаниям целителей, два человека, державших тяжелую каменную плиту, наклонили ее так, чтобы солнце светило сквозь один из вставленных в отверстия кристаллов, и направили круглое светящееся пятнышко на руку больного, прямо на язву. Потом, перемещая камень взад-вперед, но удерживая при этом луч в кристалле, они добились такой силы света, что круглое пятно превратилось в крохотную яркую точку, нацеленную прямо на болячку. Два целителя удерживали неподвижно вялую руку, а два их помощника — на одном месте точку света, и — хотите верьте, хотите нет — над безобразной язвой вдруг поднялась струйка дыма. В следующий момент послышалось шипение и появился почти неразличимый в столь ярком свете язычок пламени. Лекари принялись шевелить рукой больного таким образом, чтобы сотворенное солнцем пламя гуляло по всей язве.

Потом один из них что-то промолвил, и люди, державшие камень, вынесли его из хижины. Старуха начала метлой поправлять солому на кровле, а лекарь Мааш сделал мне знак наклониться и посмотреть. Язва полностью и чисто прижглась, как будто это было сделано с помощью раскаленного медного прута. Я поздравил двух лекарей — искренне, поскольку ничего подобного никогда раньше не видел. И порадовался, что Десятый, видимо, не почувствовал боли, поскольку за все время процедуры не издал ни звука. Однако причина оказалась в другом.

— Как ни печально, но наши усилия были напрасны, — пояснил лекарь Мааш. — Больной умер. Возможно, мы спасли бы его, скажи ты нам вовремя про бинкицака, тогда не пришлось бы тратить столько времени на обращение к богам. — Тон его, это чувствовалось даже несмотря на то, что он плохо говорил на науатль, был в высшей степени язвительным. — Все вы одинаковы, когда требуется лечение: упрямо умалчиваете о самых важных симптомах. Считаете, что врач должен сперва догадаться о недуге, а уж потом лечить его, а то, мол, и платить ему не за что.

— Я буду рад заплатить за твое лечение, господин целитель, — промолвил я с неменьшей язвительностью, — только будь уж так добр, скажи мне, что же ты вылечил?

Наш обмен любезностями прервала маленькая сморщенная темнокожая женщина, которая, проскользнув в хижину, робко произнесла что-то на местном языке. Лекарь Мааш раздраженно перевел: