Гэри Дженнингс - Ацтек

— Теперь вверх! — скомандовал я девушке, и она, не задавая лишних вопросов, стала карабкаться вслед за мной по каменистому склону.

Мы укрывались в расщелинах и за валунами, чтобы преследователи не заметили нас снизу. Ближе к гребню росли кусты и деревья, среди которых можно было затеряться, но до этого зеленого укрытия было еще далеко, и я очень боялся, что нас выдадут птицы. Казалось, что каждое наше движение вспугивает целую стаю крикливых морских чаек, пеликанов или бакланов.

Но тут я заметил, что птицы, причем не только морские, но и сухопутные — вроде длиннохвостых попугаев, голубей или скальных крапивников, — взлетают не только там, где мы лезем, но по всему склону; мало того, они с тревожными криками вьются над гребнем. Еще более удивительным было внезапное появление животных, ведущих ночной образ жизни: броненосцы, игуаны, змеи выползали из своих укрытий и, подобно нам, явно спешили вверх по склону. Да что там змеи: нас двумя прыжками обогнал оцелот, не обративший на людей ни малейшего внимания, а откуда-то сверху, хотя до наступления темноты было еще далеко, донеся заунывный вой койота. Ну а когда прямо у меня перед носом из какой-то трещины выпорхнула стайка летучих мышей, стало ясно, что приближается очередное землетрясение, они ведь постоянно случаются на здешнем побережье.

— Быстрее! — крикнул я девушке. — Давай туда, откуда вылетели мыши. Там должна быть пещера. Ныряй в нее!

Если бы не летучие мыши, мы бы, наверное, и не заметили лаза, хотя он и оказался достаточно широк: мы с Цьяньей втиснулись в него бок о бок. Углубляться в пещеру мы не стали, хотя, думаю, она была большая: мышей из нее вылетело великое множество, а снизу, откуда-то из темных глубин, поднимался сильный, резкий запах их гуано. Едва мы нырнули в эту нору, как снаружи все стихло. Птицы улетели, звери позабивались в щели. Даже беспрестанно стрекочущие цикады и те умолкли. Первый толчок землетрясения оказался резким, но тоже беззвучным.

— Цьюйю, — испуганно прошептала Цьянья, и я покрепче прижал ее к себе.

Потом откуда-то издалека, из глубины суши, послышался низкий протяжный рокот. Это один из цепи тянувшихся вдоль побережья вулканов пробудился, и его извержение оказалось столь бурным, что сотрясало землю до самого моря.

Второй, третий и все остальные (я потерял им счет) толчки происходили со все меньшими перерывами, так что вскоре они слились в непрерывные судороги: земля качалась, плясала и становилась на дыбы. Нас трясло и швыряло так, словно мы находились внутри полого бревна, отданного на волю бурного стремительного потока, а несмолкающий шум был настолько оглушительным, как если бы нас угораздило забраться внутрь чудовищного барабана, в который исступленно колотил обезумевший жрец. На самом деле шум этот объяснялся тем, что от нашей горы откалывались куски, добавляя новые валуны и обломки к уже усеивавшим мелководье.

Я невольно подумал, не грозит ли нам с Цьяньей участь оказаться среди этих обломков (не зря ведь летучие мыши предпочли покинуть пещеру), но выбираться наружу было еще страшнее, и мы непроизвольно втиснулись глубже. На долю мгновения катившийся с вершины валун перекрыл лаз, погрузив нас во мрак, но, к счастью, вход не завалило: после следующего толчка огромный камень покатился дальше. Мы снова увидели свет, правда заодно с ним появилось и облако пыли, заставившей нас задыхаться и кашлять.

Но еще больший страх я испытал, услышав приглушенный гром изнутри горы. Теперь стало ясно, почему осторожные твари покинули свою огромную пещеру: ее купол с ужасающим грохотом распался на куски и провалился в исполинскую пропасть. Туннель накренился, мы стали неумолимо сползать прямо в бушевавшие недра земли. Я крепко обхватил Цьянью руками и ногами, надеясь, когда мы попадем в камнепад, хоть как-то защитить ее своим телом.

Однако наш туннель удержался, а толчки постепенно пошли на убыль. Мало-помалу земля успокоилась, шумы стихли, и теперь снаружи доносился лишь шелест маленьких камешков, осыпавшихся по склону вслед за уже скатившимися крупными камнями. Я пошевелился, намереваясь высунуть голову наружу и посмотреть, что осталось от горы, но Цьянья удержала меня.

— Еще рано, — предупредила девушка. — Толчки часто возобновляются. К тому же очень может быть, что какой-нибудь обломок скалы все еще колеблется прямо над нами и рухнет вниз при малейшем движении. Подожди немного.

Разумеется, то была разумная осторожность, но впоследствии девушка призналась, что удерживала меня тогда не только по этой причине. Я уже упоминал о том, как воздействует землетрясение на поведение и чувства людей. Понятно, что прижимавшаяся ко мне всем телом Цьянья ощущала, как напрягся мой тепули, а я сквозь разделявшую нас тонкую ткань одежды чувствовал ее набухшие соски.

— О нет, Цаа, мы не должны… — пролепетала она. — Не надо, Цаа, пожалуйста, ты ведь был возлюбленным моей матери… И отцом моего младшего брата… Нам с тобой нельзя… — И хотя дыхание девушки участилось, она продолжала повторять это снова и снова до тех пор, пока не догадалась наконец уже совсем задыхающимся голосом сказать: — Но ты так рисковал собой, спасая меня от этих дикарей…

Больше слов не было — одно лишь тяжелое дыхание, постепенно сменившееся стонами удовольствия.

Как ни странно, но у землетрясения тоже есть свои плюсы: например, если девственницу во время него лишают невинности, то она обязательно получает удовольствие, что в остальных случаях бывает далеко не всегда. Цьянья испытала тогда такое наслаждение, что не отпустила меня, заставив повторить все еще два раза, причем мое возбуждение было столь сильным, что я даже не выходил из нее в промежутках между этими совокуплениями. Разумеется, каждый раз, извергнув семя, мой тепули терял твердость, но как только это случалось, в лоне Цьяньи вокруг него мигом сжималось какое-то колечко мускулов, причем сопровождалось это такой нежной дрожью, что мой член прямо в ее теле набухал снова.

Мы могли бы продолжать и дальше, но проникавший снаружи в наш туннель свет вдруг приобрел тусклый красновато-серый оттенок, и мне захотелось, пока не стемнело окончательно, взглянуть, как там снаружи обстоит дело. Поэтому мы разъединились и поднялись. Солнце уже давно село, но вулкан или землетрясение взметнули облако пыли настолько высоко в небо, что оно все еще ловило лучи Тонатиу, исходившие из Миктлана, или где там он к тому времени находился. Из-за этого небо было не темно-синего цвета, а светилось красным и даже окрасило багрянцем белую прядку в волосах Цьяньи. Света этого оказалось достаточно, чтобы мы могли оглядеться.

Засыпанный камнями прибрежный участок заметно расширился, и волны вскипали теперь вокруг с еще большей яростью. В склоне горы зиял чудовищный провал.