Гэри Дженнингс - Ацтек

— Туманный Дождь? — равнодушно сказал хозяин гостиницы. — Девчонку так прозвали из-за того, что когда ее… э-э-э… используют, она без конца плачет. Новенькая, но, как мне говорили, в дело вполне годится.

— Как только напьюсь и отправлюсь к себе в комнату, пришли мне ее туда, — распорядился я.

— Как будет угодно господину благородному воителю. Вообще-то, мне нет никакого дела до предпочтений уважаемых гостей, но порой у меня возникает легкое любопытство. Могу я поинтересоваться, почему господин выбрал именно Туманный Дождь?

— Только потому, — ответил я, — что она ничем не напоминает мне ни одну из тех женщин, которых я знал.

Брачная церемония была непритязательной и прошла спокойно. Четверо моих старых, проверенных товарищей выступили в качестве свидетелей, а хозяин гостиницы обеспечил нас тамалтин — подобающей случаю ритуальной пищей. Некоторые из вставших пораньше постояльцев стали нашими свадебными гостями. Поскольку Куаунауак являлся главным поселением тлауков, я попросил совершить обряд жреца главного божества этого племени — бога Кецалькоатля. И жрец, заметив, что пара, стоявшая перед ним, уже давно миновала пору зеленой юности, тактично опустил обычные для такого рода церемоний предупреждения, обращаемые к предположительно невинной невесте, равно как и увещевания, адресуемые предположительно исполненному вожделения жениху. Поэтому его речь оказалась примечательно короткой и ни у кого не вызвала раздражения.

Но даже этот весьма формальный ритуал пробудил в Бью Рибе некие чувства или, во всяком случае, их подобие. Она умудрилась даже обронить несколько вполне девичьих слезинок и сквозь них улыбнуться мне трепетной улыбкой. Должен признать, что это усилило ее и без того поразительную красоту, которая, как я никогда не отрицал, была почти неотличима от изысканной прелести ее покойной сестры. Бью была одета весьма соблазнительно, и когда я смотрел на нее, не используя свой кристалл, она казалась мне такой же молодой, как и моя навечно двадцатилетняя Цьянья. Зная это, я всю ночь напролет неустанно использовал девицу по имени Туманный Дождь, чтобы лишить себя возможности вступить в плотские отношения с Бью, даже если у меня вдруг, что вполне возможно, и возникнет такое желание.

Наконец жрец в последний раз обмахнул нас курильницей кипали, проследил за тем, как мы накормили друг друга дымящимся тамали, связал уголками мою накидку с подолом Ждущей Луны и пожелал нам счастья в нашей новой жизни.

— Спасибо, господин жрец, — отозвался я, вручая ему плату. — Спасибо за все и в особенности за добрые пожелания. Возможно, там, куда я отправляюсь, мне без удачи не обойтись.

После этого я распустил узел, связывавший меня с Бью, и, взвалив на плечо свою дорожную котомку, попрощался.

— До свидания, — повторила она за мной срывающимся голосом. — Но, Цаа, сегодня ведь день нашей свадьбы…

— Я же говорил тебе, что ухожу. Нам не по пути: домой тебя доставят мои люди.

— Но я думала… думала, мы задержимся здесь… чтобы… — Она огляделась по сторонам, на наблюдавших эту сцену и прислушивавшихся гостей, и густо покраснела. — Цаа, теперь я твоя жена!

— Я женился на тебе по твоей просьбе, — прозвучал мой ответ, — и ты со временем будешь моей законной вдовой и моей наследницей. Но моей женой была и останется Цьянья!

— Цьянья мертва! Ее уже десять лет как нет в живых! — Ее смерть не разорвала наших уз. И у меня никогда не будет никакой другой жены.

— Лицемер! — возмутилась она. — Можно подумать, будто ты все эти годы хранил ей верность! У тебя были другие женщины, так почему же ты отвергаешь меня?

За исключением хозяина гостиницы, по физиономии которого блуждала непристойная ухмылка, все остальные свидетели этого скандала чувствовали себя неловко. А жрец даже нервно пробормотал:

— Мой господин, но, вообще-то, принято скреплять обеты актом… ну, в общем, вам следует узнать друг друга как следует…

— Ты безусловно прав, господин жрец, сразу видно, что не зря получил свой титул. Но я знаю эту женщину даже больше, чем следует.

Бью ахнула: — Что за бесстыдная ложь! Мы никогда не были… — И никогда не будем. Ждущая Луна, я слишком хорошо знаю тебя во всех других отношениях. Я также знаю, что наиболее уязвим мужчина бывает именно в тот момент, когда вступает в близость с женщиной. Я не собираюсь рисковать, ибо не сомневаюсь, что в решающий момент ты подвергнешь меня осмеянию или унизишь еще каким-нибудь другим способом, каких у тебя в запасе великое множество, ведь коварство свое ты оттачивала годами.

— Но сейчас это ты меня унижаешь! — вскричала она. — Да, дорогая, на сей раз я сделал это первым. А сейчас извини: уже поздно и мне пора в дорогу.

Когда я уходил, Бью утирала глаза смятым уголком юбки, который был нашим брачным узлом.

Мне не было никакой необходимости возвращаться в столицу, чтобы начинать обратный путь по дороге предков с самого Теночтитлана или с его ближних окрестностей, поскольку было совершенно ясно, что в озерном краю, где ацтеки поселились уже давно, никаких тайных хранилищ нет.

Однако если верить старым рассказам, одно из последних мест обитания ацтеков до того, как они вышли к озерам, находилось где-то севернее и носило название Атлиталакан. Именно поэтому, выйдя из Куаунауака, я двинулся на северо-запад, затем свернул на север, потом на северо-восток, описывая круги, но постоянно держась подальше от границ владений Союза Трех. И вот наконец я очутился в почти не заселенной местности за Окситипаном, самым северным приграничным городком, в котором стоял гарнизон мешикатль. В этом незнакомом краю я упорно расспрашивал жителей немногочисленных бедных деревушек и изредка попадавшихся на дорогах странников о пути в Атлиталакан. Однако все лишь смотрели на меня непонимающе и равнодушно пожимали в ответ плечами. Дело в том, что я столкнулся разом с двумя трудностями.

Во-первых, я толком не представлял себе, что такое Атлиталакан и каким он был. В свое время, когда там жили ацтеки, он с равным успехом мог представлять собой и укрепленный населенный пункт, и просто удобное место, выбранное для временного становища. Во-вторых, я теперь находился на южных окраинах страны отоми, а точнее, в тех землях, куда народы отоми скрепя сердце вынуждены были переселиться, когда прибывавшие волна за волной калхуа, аколхуа, ацтеки и прочие говорящие на науатль народы вытеснили их из озерного края. В этой малообжитой местности лишь очень немногие из тех, с кем я заговаривал, объяснялись на более-менее внятных науатль, поре и других широко распространенных языках, остальные же знали только не слишком хорошо знакомый мне отомит, а то и вовсе изъяснялись на совершенно фантастической смеси названных наречий. Правда, постоянно вступая в разговоры с поселянами и путниками, я в конечном счете освоил отомит настолько, что уже мог втолковать людям, что я ищу, но, как оказалось, никто из местных жителей ни про какой Атлиталакан сроду не слышал.