Гэри Дженнингс - Ацтек

Придя к такому выводу, я приосанился, расправил плечи, поднял голову и гордо повернулся в направлении Сердца Сего Мира.

Но поддерживать в себе столь горделивый настрой мне удалось недолго. Всю дорогу я мысленно возвращался то к тем, то к другим фактам прошлого, сопоставлял и собирал воедино все известные мне сведения из истории древних земель и народов, пока в конце концов прошлое не овладело не только моими мыслями, но также плотью и кровью. На мои плечи легла тяжесть несчетных вязанок лет, прошедших с начала человеческой истории, и мне по сей день кажется, будто груз этот был не просто воображаемым. Бремя минувшего стало воистину весомой ношей, замедлявшей мое продвижение, заставляя тяжело дышать на долгих подъемах и вызывая учащенное сердцебиение при преодолении крутых склонов.

Кроме того, в результате я отклонился от прямого пути к Теночтитлану, ибо этот город был слишком современным для моего тогдашнего настроения. Мне захотелось побывать в другом, куда более древнем месте, которого я еще не видел, хотя находилось оно не так далеко от моего родного Шалтокана. Я хотел своими глазами увидеть самое первое поселение в этих краях, колыбель древнейшей цивилизации, и потому, обогнув озерный край по суше, двинулся на север, потом свернул на юго-восток и пришел наконец в город, помнивший многие века, — в Теотиуакан, Место Сбора Богов.

Неизвестно, сколько вязанок лет провел этот город в сонном молчании. Ныне Теотиуакан представляет собой пусть и величественные, но руины, и он лежал в руинах на протяжении всей известной истории окрестных народов. Мостовые его широких улиц давным-давно погребены под слоями земли и пыли и скрыты разросшимися сорняками. Его былые храмы — всего лишь груды обломков, громоздящихся на фундаментах, сохранивших самые общие очертания. Пирамиды Теотиуакана все еще возвышаются над равниной, но их вершины давно обвалились, ступени осыпались, а углы и грани утратили четкость под пагубным воздействием солнца, дождя и ветра и не поддающихся исчислению лет. Краски, которыми некогда блистал этот город, сияющая белизна его известняка и сверкание позолоты, — все это давно стерлось, остались лишь коричнево-серые каменные развалины. Согласно нашей легенде, когда-то этот город был построен богами, чтобы им было где собираться и обсуждать свои планы созидания остального мира. Не зря его так и назвали. Но по мнению моего старого учителя истории, это поэтическое предание не соответствовало действительности, ибо творцами города были все-таки люди. Однако это ничуть не умаляло величия Теотиуакана, ибо, скорее всего, он был воздвигнут давно исчезнувшими тольтеками, а народ Мастеров умел строить великолепно.

Увидев Теотиуакан таким, каким впервые увидел его я — в отблесках необычайно красочного заката, когда высившиеся над равниной пирамиды сверкали в лучах позднего солнца на фоне далеких пурпурных гор, которые словно бы только что облицевали червонным золотом, — вполне можно было поверить, что это переполняющее восторгом человеческие сердца великолепие действительно было создано богами, а если и не богами, то совершенно особым народом, близким к небожителям. Войдя в город с севера, я пробирался сквозь завалы осыпавшегося камня у подножия пирамиды, которая, по предположению наших мудрецов, была посвящена луне. Пирамида эта утратила самое меньшее треть своей первоначальной высоты: вершина ее обвалилась, и сохранившиеся кое-где ступени лестницы вели к хаотичному нагромождению камней. Сооружение окружали в большинстве своем рухнувшие, но кое-где еще уцелевшие колонны и развалины зданий, имевших некогда высоту двух-, а то и трехэтажных домов. Одно из них мы назвали Дворцом Бабочек, ибо еще сохранившиеся на его внутренних стенах росписи запечатлели великое множество этих беспечных созданий.

Но я не стал задерживаться там, а двинулся на юг — вдоль центральной улицы города, такой же длинной и широкой, как дно просторной долины, но гораздо более ровной. Мы прозвали ее Ин Микаотль, Дорога Мертвых, и, хотя она сплошь заросла кустарником, в котором шмыгали кролики и ползали змеи, по ней все равно стоило прогуляться. Более чем на протяжении одного долгого прогона, то есть почти до самой середины, по обе ее стороны тянулись руины храмов. Потом ряд храмов с левой стороны прерывался невероятным, исполинским массивом, названным нашими мудрецами Пирамидой Солнца.

И если весь город Теотиуакан производит необыкновенное впечатление, то Пирамида Солнца заставляет все остальное казаться рядом с ней обыденным. Уж не знаю, сможет ли это дать вам хоть какое-то представление о ее размере и величии. Судя по всему, она превосходила Великую Пирамиду Теночтитлана, величайшее из всех сооружений, виденных мною доселе, более чем вдвое. Впрочем, насколько в действительности была велика Пирамида Солнца, сказать невозможно, ибо значительная часть ее основания погребена под песком и землей, нанесенными туда ветром за долгие века, прошедшие с тех пор, как Теотиуакан стал заброшенным городом. Но и видимая часть пирамиды поражает воображение, внушая благоговейный трепет. На уровне земли каждая из четырех ее сторон составляет от угла до угла двести тридцать шагов, при высоте в двадцать поставленных друг на друга домов.

Вся поверхность пирамиды была грубой, неровной, шероховатой, потому что служившие ей некогда облицовкой гладкие сланцевые плиты со временем отошли от ранее удерживавших их каменных штифтов. И, я думаю, задолго до того, как эти плиты сползли вниз, превратившись на земле в груду обломков, они уже лишились своего покрытия из белой известняковой штукатурки и цветных красок. Все сооружение состоит из четырех ярусов, и каждый из них покато поднимается вверх под слегка другим углом. Сделано это без какой-либо особой причины, если не считать того, что этот строительный прием порождает обман зрения, заставляя все сооружение казаться еще больше, чем на самом деле. На каждой из четырех сторон имеется по три широких террасы, а на самой вершине — квадратная платформа, на которой, должно быть, некогда стоял храм. Правда, храм этот, видимо, был не слишком велик и уж всяко не годился для церемоний с человеческими жертвоприношениями. Лестница, поднимающаяся по фасаду пирамиды, разломалась и рассыпалась так, что отдельные ступени стали едва различимы.

Лицом Пирамида Солнца обращена на запад, к заходящему солнцу, и когда я приблизился к ней, ее фасад все еще был окрашен золотом и пламенем. Но в этот момент удлиняющиеся тени разрушенных храмов по другую сторону дороги начали ползти вверх по фасаду пирамиды, напоминая гигантские кусающие ее зубы. Я стал быстро взбираться по тому, что осталось от лестницы, стараясь не отстать от ускользающих солнечных лучей и опередить надвигающиеся зубцы тени.