Борис Акунин - Огненный перст (сборник)

Со второй половины дня Дамианос начинал нетерпеливо поглядывать на небо, торопить солнце, чтобы поскорее зашло. С наступлением темноты спешил к капищу лесного бога и оставался там до исхода ночи. Каждый раз Радослава бросалась к нему с одним и тем же радостным возгласом: «Я боялась, что ты мне приснился!». После любви она всегда засыпала, и он, перебирая белые волосы, смотрел, как она улыбается во сне. Эти часы были не менее сладостны, чем объятья. Уходил он тихо, чтобы ее не разбудить. В лагерь приходилось возвращаться бегом, потому что Дамианос всегда задерживался дольше нужного и уже надвигался рассвет, а еще нужно было послушать Гелию.

У нее дело тоже не очень ладилось.

– Я еще не встречала таких скрытных мужчин, как мой Хельги, – жаловалась эфиопка. – Разве что тебя. Обычно мужчины после того, как их ублажишь, начинают много болтать, а этот все время сам выспрашивает. Если же задаю вопросы я, только улыбается и щелкает меня по носу. Он очень привязался ко мне, я это чувствую. Но иногда мне кажется, что он видит меня насквозь.

– Спрашивает ли он про меня?

– Да, но когда я начинаю отвечать, улыбается. Дает понять, что не верит ни одному слову. Недавно сказал: «Маленький человек всюду ходит, вынюхивает, выглядывает. Пускай. Я хочу, чтобы он видел нашу силу». Знаешь, я никого на свете не боюсь. А с этим холодным вэрингом и сама начинаю мерзнуть. Озноб по коже. Ты подумай, ему только двадцать два года! Каков же он будет в зрелом возрасте, когда поведет своих варваров на Византию? Придумай что-нибудь, брат. Иначе мы застрянем в этом унылом краю до скончания века. Ты ведь разрабатываешь какой-то план, правда? Расскажи!

– Разрабатываю. Будет готов, расскажу, – вяло отвечал он. К рассветному часу у него всегда слипались глаза и плохо соображала голова.

После ухода сестры аминтес ложился спать, а проснувшись, снова бездельничал – просто ходил, смотрел. И ждал вечера.

Единственным существенным результатом было то, что Дамианос изменил свое первоначальное мнение о викингах. Он ошибался, когда думал, что эти дикие воины не знают дисциплины и хороши только в одиночном бою. Да, у своих костров или на пиру русы вели себя буйно и шумно, но каждый день, с утра до позднего дня, они упражнялись в боевом искусстве, и демонстрировали поразительную слаженность. Пожалуй, регулярному ромейскому войску не удалось бы выстоять под ударом этого дружного строя – не то что при равенстве сил, но даже с двух-трехкратным численным преимуществом.

Особенно испугало аминтеса судоходное мастерство вэрингов.

В один из дней, когда ветер гнал по воде серую пену, конунг устроил на озере учебный бой. Частью кораблей командовал Хельги, другой – Хаскульд-Дюр.

Таких впечатляющих маневров не сумел бы провести и императорский флот.

Корабли русов не имели носа и кормы – они одинаково легко двигались и вперед, и назад. Если нужно было изменить направление на противоположное, судно просто спускало парус и гребцы пересаживались лицом в обратную сторону.

Русские ладьи были сделаны из тонких досок, выпиленных во всю длину древесного ствола и потому очень прочных и легких.

Исход сражения между двумя флотилиями разрешился, когда эскадра Дюра сделала прорыв прямо через отмель, где кораблям, казалось, пройти совершенно невозможно – там местами даже просвечивал голый песок. Но воины спрыгнули в воду, едва доходившую им до колен, подняли на руки свои корабли, бегом перенесли их туда, где глубже, и зашли противнику в тыл. Конунг, наблюдавший за ходом битвы с холма, протрубил в рог, объявляя, что победа за Дюром.

А Дамианос, представив морское сражение с таким противником, содрогнулся. Огнеметы хороши, когда ветер дует в правильную сторону. Но при такой маневренности русы могут зайти откуда угодно, и тогда неповоротливым дромонам с этими юркими суденышками не совладать. Лучники вэрингов поразительно метки. Во время учения они целили «неприятельским» кораблям только по мачтам – и сплошь утыкали их стрелами, не ранив никого из гребцов. Такие стрелки не подпустят матросов к парусам, и дромон не сможет сменить галс. Приблизившись, викинги цепляли борт длинными крючьями и шли на абордаж – не гурьбой, а особым образом, когда лучших бойцов с двух сторон прикрывают щитами товарищи.

Устрашающее зрелище водных маневров наконец вывело аминтеса из затянувшегося оцепенения.

Империи угрожала опасность, и очень серьезная. Да, русы пока еще немногочисленны. Но если не раздавить змееныша, пока он мал, вырастет могучий змей – и тогда будет поздно.

С одним Змеем – жрецом Урмом, поначалу сильно докучавшим «северному колдуну», Дамианос к тому времени уже совладал. В первые дни бывший слепец не давал аминтесу прохода. То, жестикулируя, требовал вернуть зрение и другому глазу, то просил научить каким-нибудь чудесам. Дамианос делал вид, что не понимает.

Тогда жрец пришел к нему с одним из местных словен, знавших по-русски.

– Великий волхв спрашивает, какие у тебя еще есть волшебные штуки кроме прозрачной трубки, – пугливо косясь на обоих чародеев, перевел толмач. – Говорит, покажи.

– Ничего больше нет, – ответил Дамианос.

Старик рассердился. Велел передать, что от слов «северного колдуна» пахнет ложью и что служителю Одина лгать нельзя – за это лишают жизни. Но в конце разговора убил своим ритуальным ножом не Дамианоса, а беднягу переводчика. Очевидно, не хотел, чтобы тот болтал об услышанном.

Назавтра явился опять, с новым толмачом. Был вкрадчив, предлагал обмен: научит всем хитростям, которые знает, в обмен на чудеса, которыми владеет Дамианос, и так приставал, что пришлось согласиться. Только сначала, сказал аминтес, нужно дождаться полнолуния, ибо «бог Эскулап» дозволяет говорить с собой лишь при полной луне. Второго переводчика гнусный старик отправил вслед за первым. Пообещал, что к назначенному сроку найдет среди местных жителей еще кого-нибудь, знающего язык.

Наутро после полнолуния аминтес разыскал жреца сам, пока тот не истребил всех ильмерских славян, имевших неосторожность выучить наречие вэрингов. Перевести попросил Гелию.

– Эскулап говорит: пока нельзя. Бог хочет тебя сначала испытать. И еще он сказал: «В течение трех лун не подходите друг к другу, иначе один из вас умрет».

– Который? – опасливо спросил годи.

– Тот, чья колдовская сила слабее.

– Ладно. Не буду к тебе подходить. И ты обходи меня стороной, – подумав, объявил Урм. – Я не хочу твоей смерти.

Одной маленькой проблемой стало меньше. Но другая, главная, осталась, и ее надо было как-то решать.