К. У. Гортнер - Клятва королевы

И тут я увидела стоявшую посреди двора одетую в черное одинокую фигуру в знакомом красном тюрбане.

Без головного убора я бы его не узнала. Чакон помог мне спуститься с коня, и я приблизилась к королю, скрывая смятение при виде его болезненной худобы. Лицо его пожелтело, под кожей отчетливо проступали скулы. Взгляд обведенных синяками глаз был полон горя, словно у человека, повидавшего множество несчастий. Сморгнув слезы, я присела перед ним в реверансе, взяла протянутую руку с кольцом-печаткой в свои ладони, поднесла к губам.

— Majestad, — сказала я, — для меня большая честь вновь предстать перед вами.

Энрике молчал. Дрожа, я подняла взгляд, не понимая, почему он не предлагает мне подняться. Неужели позвал лишь затем, чтобы унизить перед своими придворными? Взгляд его янтарных глаз был устремлен на меня, по щекам текли слезы, смешиваясь со стекающим с тюрбана мокрым снегом, губы вздрагивали. Он молчал потому, что не мог произнести ни слова, охваченный долго сдерживаемыми чувствами.

Не дожидаясь разрешения, я встала и обняла его, не заботясь о том, что подумают придворные или гранды. Значение сейчас имело лишь одно — кровные узы. Мы были одной семьей, братом и сестрой.

— Hermano, [30] Брат (исп.). — сказала я столь тихо, что лишь он один мог меня услышать. — Мне так жаль.

Он сдавленно всхлипнул, и его исхудавшее тело прижалось ко мне. Наконец он прошептал, запинаясь, словно ребенок:

— Нет, это я виноват. Только я. Я проклят. Разрушаю все, чего касаюсь…

Мы торжественно проехали верхом по улицам, демонстрируя наше примирение народу, который шумно приветствовал нас, размахивал флагами. Небо потемнело, зажглись факелы, и снег растаял, превратился в грязные потоки.

В алькасаре мы ужинали в большом золоченом зале, сидели вместе на помосте среди множества стоящих на блестящем полу столов, словно между нами ничего не произошло и многих лет вражды вовсе не было. Королю, как всегда, прислуживал юноша — симпатичный мальчик с кротким взглядом и надушенными руками; он подносил ему блюда, наполнял кубок и резал мясо. Позади короля стояла мавританская стража с ятаганами и отсутствующим выражением лица. Для полного ощущения возврата в прошлое не хватало лишь экстравагантного красного платья столь нелюбимой многими королевы.

Но прежним выглядело далеко не все. Я чувствовала, что с Энрике произошли глубокие перемены. Хотя он сидел на троне, как подобает королю, рядом со мной, признанной наследницей, казалось, будто окружающее его совершенно не интересует. Он глядел на придворных, на грандов и вельмож помельче, которые с притворным подобострастием пили его вино, ели его пищу и оценивали нас взглядами изголодавшихся хищников, и демонстрировал почти полное безразличие, словно перед ним разыгрывалась некая пантомима, не имевшая для него никакого значения.

Наконец я попросила разрешения удалиться, почувствовав, что устала душой и телом, и, когда поцеловала короля в щеку, он пробормотал:

— Поговорим завтра, хорошо? Нам нужно столь многое обсудить и сделать…

Голос его затих, и взгляд стал еще более отстраненным; казалось, он не был уверен: сумеет ли выдержать предстоящие в ближайшие дни испытания?

— Время у нас есть, — сказала я. — Мой муж далеко, и могут пройти недели, прежде чем он покинет Арагон. Нет никакой нужды спешить. А пока — порадуемся нашему воссоединению, ладно?

Еще не успев договорить, я почувствовала, как сжалось мое сердце. Отчаянно захотелось, чтобы Фернандо оказался здесь, со мной. Я мечтала увидеть его лицо, коснуться его руки, удостовериться, что он станет моим бастионом, защитит от любых интриг, которые мне суждено пережить.

Судя по выражению лица Энрике, такие же чувства он испытывал по отношению к Вильене.

— Да, почему бы и нет? — слабо улыбнулся он. — Давай радоваться.

Взяв со стола кубок, он осушил его одним глотком. Виночерпий поспешил его наполнить, и у меня не осталось сомнений, что Энрике сегодня напьется до беспамятства, и, судя по желтоватому оттенку его кожи, делал он это каждый день после смерти Вильены.

Идя через толпу, я ощутила к нему внезапную жалость. Когда Инес догнала меня у дверей и нас препроводили в мои покои — аляповато разукрашенные комнаты, которые когда-то занимала Жуана, — я подумала, нет ли в случившемся с Энрике отчасти и моей вины. Возможно, если бы я следовала велению долга, не шла на поводу у собственного упрямства и чувства противоборства, если бы одарила его сестринской любовью и сочувствием, вместо того чтобы бросать вызов, всего этого могло и не случиться. Может, он обратился бы за советом ко мне, а не доверился алчному маркизу, смерть которого повергла его в такое отчаяние…

Из размышлений меня вывел судорожный вздох Инес, которая в оцепенении уставилась на призрачную фигуру, словно парившую над мозаичным полом в комнате для аудиенций. Немногочисленные свечи, что отбрасывали больше теней, чем света, придавали пришельцу еще более нереальный вид.

Вошедший наклонил голову с выбритой тонзурой:

— Ваше высочество, прошу простить за вторжение.

Голос его звучал тихо, почти неслышно; бледные глаза в полумраке казались непроницаемыми, словно волчьи.

— Брат Торквемада… — Я приложила руку к вздрагивающей груди.

На мгновение подумалось, что это наемный убийца, переодетый доминиканским монахом, — последний акт мести Вильены.

— Вы нас напугали. Не ожидала увидеть вас здесь в этот час.

— Как я уже сказал, прошу простить за вторжение. То, что я собираюсь вам сообщить, крайне важно.

От его немигающего взгляда Инес стало не по себе — руки ее дрожали, когда она зажигала новые свечи. В их неверном свете Торквемада выглядел слишком бледным и худым, словно затворник, что много недель не видел солнца.

Я жестом отослала Инес в спальню. Мне не следовало оставаться наедине с мужчиной, который не был моим мужем, и, если бы не духовное звание, я отправила бы его прочь, сколь бы важным ни было известие. Но он меня исповедовал, давал советы в минуты сомнений перед помолвкой, а значит, мне ничто не угрожало. Он мог посещать чьи угодно покои в любое время суток — в его обете безбрачия никто не мог усомниться.

И все же, подчеркивая неуместность визита, я не стала садиться и не предложила сесть ему, а вместо этого сказала:

— Видимо, у вас и впрямь срочное известие. Я только что приехала. Если бы вы немного подождали, уверяю вас, я нашла бы подходящее время и место, чтобы поговорить.

— Ждать не было времени, — ответил он. — Господь послал меня к вам, ибо ваш судьбоносный миг почти рядом. Скоро скипетр окажется в ваших руках и перед вами откроется славный путь.

Меня зазнобило. Слова его напоминали речи тех одиозных прорицателей, что часто проникали во дворец с многочисленными талисманами и предсказаниями судьбы.