Валерий Замыслов - Каин: Антигерой или герой нашего времени?

Царевна проводила Ивана тягучим, задумчивым взглядом и вновь стала подниматься на крутояр [120] Истории не известно о дальнейшей судьбе грузинской царевны Лейлы. .

В одной из деревенек, по названию Березовка, повольники Каина стали очевидцами сурового наказания мужиков. Трое из них были привязаны голыми животами к вековому дубу, разросшемуся возле одной из изб, подле которого стоял человек в суконном кафтане и усердно, с ожесточением стегал плетьми спины страдников [121] Старинное название крепостных крестьян, от слова «страда». . Ударит по одному, переходит к другому. Вокруг дуба толпились десяток мужиков с сумрачными лицами.

При виде вооруженных людей, казнь остановилась. Иван подошел к одному из патлатых мужиков с иссеченной спиной

— Кто и за что полосует?

— Приказчик генерала Шубина за недоимки. Сам генерал ныне в Работках в своем имении живет, — хриплым, убитым голосом отвечал мужик.

— Приказчик его здесь?

— Да вот он, ваша милость. Дерет как сидорову козу. Ирод!

— Разберемся. Мужиков отвязать, — приказал Каин.

Двое из страдников упали на землю. Подбежали бабы с бадейками воды, начали отливать своих благоверных.

Иван подошел к приказчику.

— Как звать, сучий сын?

Приказчик потерянно огляделся по сторонам, а затем, дрожащей рукой засунул рукоять плетки за сапог. Лицо смиренное, угодливое.

— Кирьяк Подушкин

— Ишь, брюхо нажрал. Впрямь, Подушкин…Мужики! Подь сюда…Что с приказчиком повелите делать? Меня зовут Иваном Каином. Может, кто слышал?

Молчание покоробило Ивана. Далеко, ох, как далеко ему до Степана Разина! Крестьянская бедь и слыхом не слыхивала о каком-то московском грабителе. Худо!

Но мужики отмалчивались совсем по иному случаю: Лысково не так уж и далече от их деревеньки, тем паче вести стрелой летят. Изведали, что Каин пограбил винокуренный завод, но хозяина, царевича и царевну отпустил. А коль богатеев не тронул, значит, он кровопийцев-богатеев жалует, а коль так, то и шубинского приказчика лишь пожурит и с миром отпустит. Вот и пожалуйся на Подушкина. Потом и вовсе согнет в три погибели.

— Да вы что, мужики? — прервал молчание только что избитый патлатый страдник. — Чего на рты замки повесили? Слышали мы про Ивана Каина. Отважный атаман. Надеюсь, сирый люд в беде не оставит.

На душе Ивана посветлело: знает его крестьянский мир.

— Не оставлю, мужики, так что смело толкуйте о приказчике. Он что — и впрямь кровопивец?

Мужики потупились. Ивана сие поразило: их лупят почем зря, а они отмалчиваются, страшась своего приказчика. Оказывается, плохо он знает крестьянский мир, хотя в детстве видел, как в своей деревеньке, что на реке Саре, приказчик мордовал мужика, да так сильно, что мужик остался, почитай без зубов, но и этого показалось приказчику мало: принялся пинать лежачего мужика сапогами. Остальные же сосельники молча и понуро наблюдали за избиением страдника. Вот и здесь же такое зрелище.

И все же нашелся отважный человек. Им оказался все тот же патлатый мужик с дерзкими глазами:

— Буде молчать, православные! Буде ирода терпеть! Коль ныне отмолчимся, то Кирьяк нам и вовсе житья не даст.

— Воистину, Петруха! — прорвало другого мужика. — Кирьяк — хуже живодера.

И тут понесло:

— Ишь, пузо нажрал!

— К дереву — и плеткой!

— Бить изверга!..

Иван остановил злые выкрики мужиков поднятием руки.

— Добро, братцы! Давно пора с вашими мучителями поквитаться. Вяжи сучьего сына к дереву… А теперь по голой спине плеточками прогуляйтесь!

При первом же хлестком ударе Кирьяк, корчась от боли и, на какой-то миг забыв о своей участи, завершал:

— Генералу нажалуюсь!.. То — бунт. Шубин башки вам срубит! И тебе Каину!

— Мразь! — яро сверкнул глазами атаман и взмахнул саблей. Обезглавленный приказчик плавно осел на землю.

Мужики замерли. Иван, видя их испуганные лица, успокоил.

— Ничего не бойтесь, братцы. Непременно доберусь я и до генерала Шубина. Так с ним потолкую, что навек забудет, как мужиков обижать.

— Спасибо, атаман. Коль так будет, Богу за тебя будем молиться.

— Как говорится: на Бога надейтесь, да сами не плошайте. Когда последний раз был приказчик до нынешнего приезда?

— На Егория вешнего [122] Егорий вешний — 23 апреля в посевную страду (по старому стилю).

— Если кто будет спрашивать о приказчике, то вы его с Егория не видели. Крепко о том запомните.

Старинное село Работки в шестидесяти верстах от Нижнего Новгорода, от деревеньки же всего верстах в двадцати. Струг шел на веслах, ибо ветер совершенно не пузырил паруса.

Иван, чтобы размяться, сам сел за весла. Подле него оказался бурлак Земеля, кряжистый мужичина, с глубокими зрачкастыми глазами. Ему уже под пятьдесят, но на удивление был весь заросший седой бородой, отчего выглядел стариком, поэтому Иван (при наборе повольницы) не хотел принимать Земелю на судно. Староват-де для нелегких походов.

— Староват, изрекаешь? А ну кто у тебя, атаман, самый сильный? Ставь руку на бочонок, поборю.

Иван улыбнулся: мужик явно прихвастнул, но тут и Васька Зуб подзадорил:

— Не чудил бы, браток.

— Отчего ж не почудить? Становись, есаул.

Ватага грянула от смеха: самого Камчатку вызвал.

И вот ладонь в ладонь, локоть к локтю. Вначале, казалось, руки застыли на одном месте, затем погнулись в сторону бурлака, все ближе и ближе поступая к днищу бочонка.

— Недолго продержался Земеля.

— Дожимай, Камчатка!

Но на удивление повольников бурлак выровнял руки в первоначальную стойку, а затем медленно, тужась изо всех сил, положил широченную ладонь Камчатки на днище бочонка.

Повольники ахнули:

— Вот те и старик!

— Это же какой силищей надо обладать! Илья Муромец.

— Ну и дед! Отныне звать его, братцы, Дедом.

(Кличка так и укоренилась).

— Откуда такой силищи набрался и почему весь седой? — спросил Иван.

— Двадцать лет в кузне молотом махал, атаман. Седой же — в породу. У отца моего в тридцать лет ни одного черного волоса не было.

— А почему тебя Земелей кличут?

— В деревне жил, и каждый с какой-то просьбой: помоги, Земеля, выручай, Земеля. Так и пошло. Привык, атаман. Ну, теперь возьмешь в свое войско?

— С удовольствием!

И вот теперь, сидя на гребневой скамье, Иван оказался в паре с Земелей. С кормы доносились крики кормчего:

— Ровней, ровней греби, ребятушки!.. В глубь не загребай! Напрасно силы тратить… И размах, размах пошире!

Иван никогда не был гребцом, а посему приноравливался к бывалому соседу.

— Как в бурлаках оказался, Земеля?

— Барин дочку мою к себе в имение забрал. А дочка пригожая, барин в первый же день ее невинности лишил. Дочка домой прибежала вся в слезах, а я барина в лесу подкараулил, когда тот вместе с приказчиком свое угодье объезжал, ну и вдарил ему по усатой морде, да так, что челюсть вышиб. Прибежал домой, котомку за плечо — и в бега. Помыкался в разных местах, опосля к бурлакам пристал. И вот уже десять годов на Волге.