Валерий Замыслов - Каин: Антигерой или герой нашего времени?

— Не напирай, Иван Потапыч. Дочь — наша утеха и радость. Тут напродир, как ты, нельзя. Надо с Лукерьей покумекать, да и Авелинке все обсказать. Она у нас девка не простая.

— Какая бы не была, но родителям решать. Когда за ответом зайти?

— Давай недельки через две, Иван Потапыч.

Иван нахмурился.

— Долго ждать, Демид Акимыч.

— Какой спех — ведь не горит, Иван Потапыч. Ты уж не держи сердца.

— Добро. Буду через две недели. Надеюсь, Демид Акимыч, что все уладится.

— Дай-то Бог.

Уходил Иван в ямщичью слободу озадаченным. Он-то, чаял, что его предложение будет встречено с распростертыми объятиями, а краснодеревщик почему-то был сдержан. И с чего бы? Кажись, никаких заминок не должно произойти. Крепкий, состоятельный, молодой (не старик) купец, новые хоромы, коим бы любой житель Москвы позавидовал, дочь жила бы в роскоши, но краснодеревщик особой радости не выказал, словно сомневается в чем-то. В чем? Прошлого «купца» он не знает, да, мнится, никогда и не узнает. Сейчас «Иван Потапыч» чист, как стеклышко, а посему поведение Акимыча выглядит странным.

Старинного обычая держится? Может, и так, а посему две недели надо перетерпеть.

Ноги Ивана, казалось, сами понесли в Китай-город, где от Мытного двора через всю Красную площадь, пересекая Зарядье, Варварку, Ильинку и Никольскую раскинулись торговые ряды. Ивана же в первую очередь заинтересовали ряды Серебряный, Монистный и Жемчужный.

«Акимыч все равно не откажет. Надо невесте подарки купить».

В рядах — чинность и тишина: сюда заходят только богатые люди. Вот к одной из лавок подъехала «боярская» колымага, в которых ныне разъезжали очень состоятельные люди.

Кучер открыл дверцу. Из колымаги сошла барыня в белых сафьяновых сапожках с золотыми нитями, темно-зеленой телогрее [173] Телогрея — надевалась поверх сарафана, у которой рукава суживались к запястью; шилась телогрея из атласа, тафты, обьяри, алтабаса (золотной или серебряной ткани) и байберка (крученого шелка). из алтабаса, и в старинной кике с очельем из дорогих каменьев.

«Ого! Да это молодая княгиня Татищева, чей дом находился по соседству с домом купца Петра Филатьева. Он, Каин, не раз ее видел, когда та выезжала со своего двора. Но теперь черт тебе, а не Каин!».

Иван вошел в лавку вслед за княгиней (хотя в этом не было никакой надобности), которую с низким поклоном встречал высокий, статный купец в безрукавном, шелковом зипуне. Говорил любезно, витиевато:

— Изволь, госпожа, лавку осмотреть. Воззри очами светлыми на товар заморский. Не угодно ли золоченые стульчики с затеей посмотреть или товары кизилбашские, бухарские, индийские да польские? Есть и сукна аглицкие, шелка восточные, ткани китайские узорчатые, зеркала свейские, вазы хрустальные венецианские, парсуны [174] Парсуны — картины. немецкие…

Княгиня (супруг ее старше вдвое) улыбнулась краешками губ. Купец строен, русоволос, глаза голубые. Помышляла приветливо ответить ему, да вовремя одумалась: стоит сбоку ближний княжий приказчик Прошка, глазами на обоих зыркает, все подмечает и оберегает молодую барыню от блуда. Чуть что — и донесет строгому господину — мужу.

Иван усмешливо хмыкнул, подмигнул купцу и повернулся к барыне.

— Советую взять золоченый стульчик с изящной спинкой, сударыня.

— Вы так полагаете, сударь?

— Всенепременно, сударыня. Ибо он подчеркнет вашу дивную красоту, которая и вовсе сразит вашего старого супруга.

Густой румянец покрыл лицо барыни. В карих глазах и удивление, и чисто женское любопытство, и смущение оттого, что с ней заговорил совершенно незнакомый мужчина.

— Вы знакомы с моим мужем, сударь?

— Имел честь видеть Алексея Даниловича в присутствии [175] Присутствие — на законодательном языке означает заседание какого-нибудь правительственного учреждения, но также служит и наименованием некоторых учреждений. , когда он выходил из своего кабинета. Простите великодушно, но меня ждут неотложные дела.

Вовремя вышел из торговой лавки Иван, ибо к нему норовил подступиться приказчик и, конечно же, изведать, кто он такой. Но от госпожи не отойдешь.

«А барынька-то была не прочь продолжить разговор. Ишь, какой кинула на него любопытный взгляд».

В другой лавке Иван закупил монисто [176] Монисто — шейное женское украшение, состоявшее из цепочки или шнура с крестами и монетами, в роде ожерелья, украшенного драгоценными каменьями. и золотые сережки с бриллиантовыми камешками. Хотел купить и золотое обручальное кольцо, но передумал: купит, когда состоится сговор…

На сей раз ямщик оказался на месте: только что прибыл из Петербурга. Он дважды уже наблюдал за ходом строительства дома, а на сей раз хоромы были полностью готовы и откровенно порадовали Силантия.

— Лепота, Иван Потапыч! Глаз радует… А чего такая тишь? Где дворовые?

— Тебя поджидал, Силантий. Ты здесь всех изрядно знаешь. Подскажи.

— Дело не хитрое, ныне многие работу ищут.

— Мне пока многих не надо. Стряпуху, дворника, привратника, печника, да двух холопов, чтоб за двором приглядывали.

— Не солидно для богатого купца, Иван Потапыч. У иных десятками кишат. А где приказчики?

— Будут и приказчики, но мне сейчас не до них, Силантий. Суженую отыскал, свадьба на носу.

— Да ну! Слава тебе, Господи. И кто ж хозяйкой в терем войдет?

— Как-то при тебе краснодеревщик Акимыч ко мне заходил. Дочь его, Авелинка.

— Дочь краснодеревщика?.. М-да.

— Ты чем-то недоволен, Силантий?

— Мог бы и купеческую дочку приглядеть. Краснодеревщик же — простолюдин.

Иван глянул на ямщика строгими глазами.

— А мне хоть мужик из захудалой деревеньки, лишь бы дочь его приглянулась. К черту мне сословия!

— А ты, никак, с особинкой. Ну, да Бог тебе судья. На свадьбу-то хоть на порог пустишь?

— Не чуди, Силантий. Дорогим гостем будешь. Ты ведь с меня ни полушки за постой не взял. Пора и расквитаться. Сидеть будешь в алом аксамитном [177] Аксамит — шелковая, шерстяная и бумажная ткань с коротким, стриженым густым ворсом. кафтане, в синих бархатных штанах и в сапогах из белой юфти [178] Юфть — сорт русской кожи — выделывается из ялового или коровьего сырья и шкур годовалых быков, за исключением сырья телячьего Юфть бывает белая, красная и черная. Для белой юфти отбираются лучшие кожи. . А как друг пожалуешь мне золотые часы на золотой цепочке.

— Будет тебе шутковать, Иван Потапыч.

— Все так и будет, Силантий. Поверь моему слову.

Ожидание двух недель оказалось для Ивана слишком мучительным. Он страсть не любил долгих заминок. Его деятельная, предприимчивая натура всегда требовала быстрых решений, а посему в хоромах ему не сиделось и он отправился к Лубяному торгу в надежде столкнуться с краснодеревщиком.