Борис Акунин - Настоящая принцесса и другие сюжеты

Кроме того, Сергеева была талантливой художницей, что тоже имело значение, поскольку для разведчика той поры важную роль играла зрительная память и умение делать кроки — точные зарисовки.

Но, полагаю, самое большое впечатление на офицеров немецкой разведки произвела сама Сергеева. Она была дерзкой, требовательной и бесстрашной — настоящая, стопроцентная искательница приключений. Нечасто к вербовщикам идет в руки такой человеческий материал.

Это и сейчас-то рискованное путешествие, а уж в 1940 году…

Наталья Сергеева во время велопутешествия, фото.

Вся первая половина дневника читается как комедия абсурда, развенчивающая миф о немецкой аккуратности и смертоносной эффективности Абвера.

Сплошные накладки, ляпы, идиотские недоразумения, некомпетентность и необязательность, кафкианская запутанность германского бюрократического лабиринта привели к тому, что Сергееву не могли переправить за границу — внимание! — в течение ТРЕХ ЛЕТ. Тут были и потерянные шифровки, и не по тому адресу отправленные радиограммы, и не ко времени переживший сердечную драму начальник. (Я подозреваю, что именно так в реальной жизни шпионов всё и бывает — секретность всегда сопряжена с хаосом, бестолковостью и неразберихой.)

В общем, лишь осенью 1943 года Лили наконец попала в нейтральную Испанию.

По плану Сергеева должна была явиться в британское консульство за визой, что она аккуратно и исполнила.

Ее спросили: «Вы едете в Англию, чтобы воссоединиться с родственниками?»

«Нет, — ответила Лили. — Я еду, чтобы шпионить на немцев».

«Спасибо, — сказал, помолчав, невозмутимый англичанин. — У меня очень скучная работа, а вы меня повеселили».

Молодой парижанке не сразу поверили, что она нарочно завербовалась в Абвер и терпеливо ждала переброски за границу, чтобы стать двойным агентом. Свой план личной войны с фашизмом, составленный и осуществленный в одиночку, Лили объясняет в дневнике так: «Ярость женщины, которая не может сражаться с оружием в руках».

Но скоро британцы поняли, какая им подвалила удача, — и Лили получила кодовое имя Treasure, Сокровище.

Оказалось, что она личный агент знаменитого майора Климанна, куратора германской разведсети в Англии. И задание Сергеева получила поистине эпохальной важности.

слева: Рисунок Лили

справа: Лили и ас шпионажа Эмиль Климанн

Лили и Эмиль Климанн, фото.

Немцы ждали высадки союзников, но не знали, где сконцентрировать главные силы — в Нормандии или в Па-де-Кале. Сергеева должна была обосноваться в юго-западной части Альбиона и выяснить, нет ли скопления войск и плавсредств напротив нормандского побережья.

Возникает вопрос: почему Климанн так безраздельно доверял сведениям одной-единственной агентки? Видимо, дело в пресловутом «человеческом факторе». Лили обладала феноменальным даром внушать доверие. Иначе железный абверовец не плакался бы ей в плечико о своей любовной драме.

Пока всё это выглядит как более или менее обычный шпионский сюжет. Но это потому, что я еще не рассказал о собачке.

У Лили был фокстерьер Бабс, которого она любила, кажется, больше всего на свете. Немцы смирились с тем, что Сергеева отправится на задание с собакой: таково было обязательное условие строптивой агентки. Климанн рассудил, что для конспирации это даже хорошо — кто заподозрит шпионку в дурехе с кудряшками и славным барбосиком?

А как такого не любить?

Лили и пёс Бабс, фото.

Во время встречи с сотрудниками английской МИ-6 Лили сказала, что ей не надо ни денег, ни наград, однако без Бабса в Англию она не полетит.

Милая дамская блажь, подумали англичане и пообещали, что Бабса доставят из Гибралтара отдельно, чуть позже.

Обманули. По закону пес должен был отсидеть шесть месяцев в карантине, и никакая сила, никакие высшие соображения ничего тут изменить не могли. Потому что правовое государство — ужасно занудная штука. Оно не признает исключений.

Лили была потрясена таким вероломством до глубины души. Она выполняла свою работу, вела радиоигру, гнала немцам дезу. Но в англичанах разочаровалась и каждый день изводила их упреками и скандалами. Британцы ей вообще очень не понравились. В дневнике написано: «Меня восхищает в англичанах их упорство, хладнокровие, выдержка. Но я бы не хотела быть такой, как они. Я хочу любить и ненавидеть, чувствовать, вибрировать, жить. Они же холодны, скованны, непроницаемы». (Все-таки она была настоящей русской, кровь не водица.)

Один характерный штрих к характеру капризницы.

В начале 1944 года у Сергеевой обнаружили тяжелую болезнь почек, требовавшую немедленного хирургического вмешательства. Лили отказалась, потому что это сорвало бы всю радиоигру. «Но медлить с операцией нельзя, иначе через шесть месяцев вы умрете», — сказали ей врачи. Ничего, ответила она, к тому времени мы будем уже во Франции.

И тут пришло известие, что томящаяся в карантине собачка погибла.

Пораженная горем Лили стала думать о мести. У нее был кодовый знак, полученный от Климанна: аварийный сигнал работы «под контролем». Если бы радистка дала понять Абверу, что передает дезинформацию, десантная операция провалилась бы, Второй фронт открыть бы не удалось, и очень вероятно, что война закончилась бы совершенно иначе — из-за фокстерьера Бабса и строгости британской карантинной службы…

Нет, Лили этого не сделала. Но однажды рассказала о своем искушении начальству, которое… Ну вы можете себе представить реакцию начальства.

Неуравновешенную радистку заменили на другую и довели игру до конца, а лейтенанта Sergueyev из разведки перевели в армию. Собакогенного апокалипсиса не произошло.

Надо сказать, что доверие немцев к сведениям Лили было так велико, что уже после высадки в Нормандии вермахт еще целых полтора месяца держал самые боеспособные части в Па-де-Кале, ожидая с той стороны основного десанта.