Виктор Поротников - Битва на Калке

У Даниила вырвался крик отчаяния. Он пришпорил коня и разметал татар, окруживших бездыханное тело Изяслава Ингваревича. Зикора и Овсень не отставали от Даниила, прикрывая ему спину. Даниил с такой силой всадил меч в какого-то мунгала, что проткнул его насквозь. Выдернуть меч обратно Даниил не успел, вражеский дротик впился ему в плечо, а правую руку навылет пробила стрела. Подоспевший Овсень заслонил Даниила щитом.

Волыняне сплотились вокруг своего израненного князя, из последних сил отражая натиск татар. Плечом к плечу с ними стояли в сече дружинники Изяслава Ингваревича. Подоспевшая дружина Юрия Глебовича сильно потеснила татар, повалив их бунчук. Несвижский князь разил татар боевым топором, раскалывая вражеские шлемы, как орехи.

Гридничий Прошута, видя, что Даниил истекает кровью и вот-вот от слабости свалится с седла, повелел Зикоре и Овсеню:

— Вот что, други, тащите Даниила подальше в степь. Укройте его, где только сможете, раны ему перевяжите. Как отлежится Даниил, уходите вместе с ним к Днепру. Скрытно уходите, подальше от Залозного шляха. Как хотите, молодцы, но довезите Даниила живым за Днепр!

Зикора схватил поводья княжеского коня, а Овсень стал придерживать Даниила за руку. Выскочив из гремящей железом сумятицы сражения, три всадника быстрыми тенями нырнули в лощину, поросшую дроком, никто не обратил на них внимания. Еще раз мелькнув среди седых ковылей на склоне дальнего холма, три наездника на вороных лошадях пропали из вида.

…Солнце скатилось в багряную пелену у горизонта, и мигом померкли все краски дня, словно природа утомилась взирать на зверства людей. Протяжно завыли татарские дудки. Это был сигнал к отступлению. Русичи опустили оружие, стоя среди порубленных тел и глядя на откатывающуюся в степную даль татарскую конницу.

— Ну что, нехристи, взяли?! — торжествующе кричал Юрий Глебович, потрясая над головой окровавленным топором. — Нарвались рылом на кулак! Это вам не половцев по степи гонять!

Мстислав Удатный, шатаясь, брел по полю битвы, перешагивая через трупы и разбросанное оружие. За ним следовал слуга, который нес щит и меч князя.

К Мстиславу приблизился воевода Юрий Домамерич.

— На рассвете мунгалы вернутся, княже, — негромко сказал он. — Эти косоглазые нехристи не успокоятся, пока не истребят все наше войско.

— Порубили мы татар сегодня, порубим и завтра, — мрачно проговорил Мстислав Удатный.

— Провизии у нас нет, ратники изранены и обессилены, многие безоружны, — продолжил Юрий Домамерич. — Глянь на конные полки, княже. Что от них осталось… Завтра мунгалы вновь на нас навалятся. Поляжем мы тут все бесславно.

— Что ты хочешь сказать, воевода? — Мстислав снял с головы шлем и посмотрел в глаза Юрию Домамеричу.

— Уходить надо без промедления, княже, — торопливо заговорил воевода. — Ночь нам в подмогу. За Днепром наше спасение!

— А пешая рать?.. — Мстислав нахмурил брови. — Пешцев предлагаешь бросить на истребление мунгалам?

— Всем не уйти, княже, — пряча глаза, сказал Юрий Домамерич. — Выбор у нас невелик: либо честь, либо жизнь. Можно с честью голову сложить, на радость татарским ханам, а можно спастись бегством, но при этом обречь на погибель пешие полки. Выбирай, княже.

Мстислав Удатный собрал князей на военный совет. Увидев, что нет Даниила и Изяслава Ингваревича, он велел позвать их. Ему ответили, что оба погибли.

Мстислав с угрюмым лицом повторил князьям все сказанное ему Юрием Домамеричем, в конце добавив от себя:

— Что будем решать, братья? Останемся с пешими полками или уйдем к Днепру, покинув пешую рать на погибель.

Первым взял слово Владимир Рюрикович.

— Как ни тяжело это решение, братья, но иного выхода нет, — сказал он с тягостным вздохом. — Коль дружины полягут, а это может случиться уже завтра, татары все едино обрушатся на пешую рать. Нужно спасти хоть часть войска, тут уже не до благородства. Я голосую за немедленное отступление!

Мстислав Немой молчаливым жестом одобрил сказанное смоленским князем. Юрий Глебович после мучительных колебаний тоже высказался за поспешное отступление. И только юный Дмитрий Мстиславич заявил, что останется с пешей ратью.

— Отец мой и старший брат полегли в сече с татарами на Калке, — промолвил он, упрямо наклонив лобастую голову. — Я буду истреблять поганых мунгалов, на сколько сил моих хватит! Бегство не по мне, братья. Не хочу позором себя покрыть.

Мстислав Удатный положил свою тяжелую руку юноше на плечо.

— Ты сам выбрал свою судьбу, Дмитрий. Честь тебе и хвала за это! Принимай главенство над войском. Да поможет тебе Бог!

Без трубных сигналов княжеские дружины собрались в путь и двинулись в ночь длинной нестройной колонной. Пешие ратники недоумевающе переговаривались, не сразу сообразив, что князья оставляют их на произвол судьбы.

Отъехав от русского стана на несколько верст, Мстислав Удатный сошел с коня и побрел по высокой траве в сторону от идущих усталым шагом конных полков. За ним увязался Юрий Домамерич. Мстислав наугад шел по ночной степи, его плечи сотрясались от рыданий. Впервые в жизни храбрый Мстислав бросил войско ради спасения своей жизни. Перед мысленным взором Мстислава стояло юное безбородое лицо князя Дмитрия. Стыд жег галицкого князя, душа его рвалась на части, не желая мириться со столь малодушным поступком. Слезы раскаяния и горького отчаяния неудержимо катились из его воспаленных глаз.

Едва на востоке зародился новый день, татарские орды вновь замаячили вдали, надвигаясь на пешие русские полки, без всякого порядка бредущие по степи. Дмитрий Мстиславич принялся спешно выстраивать войско для отпора врагу. Ратники нехотя становились в шеренги, были и такие, кто не подчинялся приказам молодого князя, ища спасения в бегстве.

Татары начали обстреливать русичей из луков, заходя с флангов. Тяжелые конники мунгалов плотной колонной протаранили центр русского войска. Не прошло и часа, как битва превратилась в избиение. Мунгалы гнали русичей по степи, рубили без пощады саблями, расстреливали из луков, топтали конями. Отчаянная храбрость дружинников князя Дмитрия и всех тех пешцев, кто примкнул к ним, была подобна островку, заливаемому бурными водами весеннего половодья.

В Ипатьевской летописи сохранилось предание о богатыре Алеше Поповиче, который был родом из суздальской земли. Он был сыном священника, отсюда получил свое прозвище. С младых лет Алеша Попович занимался военным делом, находясь на службе у владимиро-суздальских князей: сначала — у ростовского князя Константина Всеволодовича, потом — у его родного брата Ярослава, затем — у Юрия Всеволодовича, который принял главенство в Суздальском княжестве после смерти старшего брата Константина.