Марина Кравцова - Княжна Тараканова: Жизнь за императрицу

Она вспорхнула. Легкий запах цветов, исходящий от нее, кружил Сергею голову.

– Теперь подайте мне руку и ведите к гостям. Ах, да что же вы? Вы можете не верить, что я – ваша царица, но не будьте неучтивы к женщине.

Ничего не оставалось делать. Да, Сергей сознавал: красавица видит, что перед ней мужчина, стало быть все его подозрения, все недоверие следует развеять чарами своей прелести. Он вдруг понял всех ее несчастных покинутых воздыхателей, которые не жалели не только денег, но и самого дорогого – чести – ради нескольких ночей этой Сильфиды. Об этом рассказывал ему, помнится, граф Орлов, многое разведавший о самозванке. Но неужели Алехан и сам поддался?..

После дуэли с Ошеровым Доманский рассорился с графиней Селинской.

– Вы всегда были легкомысленны, – начал он резко, – но та неосторожность, с которой вы действуете сейчас, просто разумению недоступна!

– О чем вы, пане?

– О русском графе, Матка Воска! Не притворяйтесь, что не понимаете. Вы ходите по лезвию ножа, Алин! Этот русский офицер, что называет себя другом графа Орлова, ненавидит вас, принцесса Володимирская.

– Что же из того? – Алина капризно пожала красивыми плечами. – Какое мне дело, что думают обо мне свитские графа? Достаточно, что сам чесменский герой у моих ног!

– Я бы не был в этом так уверен.

Алина громко рассмеялась, и в смехе ее явно слышалась насмешка.

– Ах, Михаил, оставьте ваши ревнивые бредни. Красавец Орлов без ума от меня – своей законной императрицы.

– А вы охотно в очередной раз потеряли голову?

– Что же из того? Он прекрасен!

– Он опасен, Алин! Один Господь видит, как я люблю вас! Когда мы встретились впервые, когда мы вместе сочиняли план нашей борьбы с русской императрицей, я и представить себе не мог, что так полюблю. Теперь я готов с отчаянья дать отсечь себе обе руки за то, что сам втянул вас в опасную авантюру! Послушайте меня – бросайте все и бегите! Бегите на край света от красивых глаз чесменского героя!

– И от его эскадры? – Алина презрительно улыбнулась. – Вы хотите, пане, чтобы я отказалась от могущественной помощи, которую предлагает мне граф Орлов вместе со своей любовью? Отказалась от исполнения сладкой, сказочной мечты в угоду вашей несчастной любви? Вы слишком высокого мнения о себе, Доманский!

– Не забывайте, кто внушил вам эти «сладкие мечты»! Я начинаю думать, что Радзивилл оказался прав, оставив вас. Вы безумица, Алин!

– А вы – трус! – вспыхнув, бросила авантюристка. – Не смейте больше говорить со мной об этом! Убирайтесь, если желаете, к вашему «пане коханку»! И не указывайте моему Высочеству, что мне делать.

Разгневанная, ушла. Доманский в ярости выругался. Ведь он-то был прав!

Сергей несколько дней не разговаривал с Орловым, а Алехан, казалось, ничего и не замечал. Наконец однажды за обедом, пристально глядя на друга, вопросил:

– Чего губы надул, Сергей Александрович?

Тот что-то пробурчал в ответ и уткнулся в тарелку.

– Может, пожелаете, господин Ошеров, ответствовать, за что гневаться изволите?

Сергей уловил нотки гнева в тоне, каким был высказан этот насмешливый вопрос.

– Неужто непонятно, граф? – почти закричал в лицо Орлову. – С чего быть довольным, когда вы Бог весть, что творите?! Никогда я не думал, никогда помыслить не мог… Граф Орлов… верный слуга Ее Величества… Чесменский герой! Ради кого? Женщины… такого поведения, что…

– Да ты пьян что ли или не в своем уме?!

Сергей даже оробел – глаза Орлова только что не метали молнии.

– Неужели не шутя подумал, что я способен увлечься такой тварью до забвения долга? Надежду питал, что ты лучшего обо мне мнения, Сергей Александрович!

– Но, граф, – Ошеров растерялся, – я же видел… вы… она…

– Видел? И что же ты видел? Знаешь ли ты, голубчик, что за некоторые подобные толкования увиденного и на поединок вызывают?!

– Алексей Григорьевич… – Сергей потер лоб. – Я ничего не понимаю.

– Думаешь, окрутить мне ее удалось? Или ей – меня? Ошибся, друг. Ей-то эскадра моя люба. Нет, голубчик, я пока еще с ума с спятил. Я таковых никогда не привечал.

– Но, сударь…

– Зачем все это, да? Не понял? До сих пор не понял? А как иначе ее взять прикажите, ежели за ней иезуиты по пятам ходят, да поляки очумелые, вроде этого сумасшедшего Доманского… Нет уж, княжна Али-Эмете, принцесса Володимирская… Вы большую игру затеяли, да и я тоже поиграю! Вы мою игру на всю жизнь запомните!

Сергею стало не по себе. Теперь он все понял – пощады Алине не будет! Но… Как бы то ни было, но противник – женщина, пусть даже падшая в понимании графа ниже кабацкой девки, но все-таки…

– Не хотите ли вы сказать, граф, что ваша склонность… то есть… обманная склонность… есть средство, чтоб предать авантюрьеру в руки Ее Величества?

– А то как же, – спокойно отозвался Алексей.

– Так ведь, Алексей Григорьевич… – теперь Сергей уже готов был защищать ту, против кого искренне негодовал. – Увлечь женщину, обмануть ее?

– Ее? Увлечь? – Орлов расхохотался. – Сдается мне, брат, ты мальчишка совсем еще глупенький, хоть и вояка знатный. Рассказал бы я тебе, да зачем смущать понапрасну…

И вдруг посерьезнел.

– Говорю ж тебе, за дурачка меня держит! Сама ума невеликого, хотя хитра как дьявол. А ты, братец… – Орлов совсем помрачнел. – Скажи-ка мне по совести, давно ли панихиду заказывал по матери?

Сережа так и привстал.

– Граф, это… это…

– Что, больно? Безжалостно что ли? Пусть, безжалостно! А мне не больно? Молчи! Молчи и слушай! Ты знаешь, что Чесма, меня на весь белый свет прославившая, до сих пор мне как ужас снится? У меня на глазах корабль на воздух взлетел, а там брат мой был! А знаешь ли, что у меня вот здесь, – он показал на сердце, – боли все чаще, а ведь мне, Сережка, и сорока нет! Но я что? Я червь ничтожный… А ты подумай, что Россия пережила? Война, бунт, все соки вытянули… Государыня, мне брат писал, здоровьем совсем ослабела. Сейчас мир вроде, а дымом все ж тянет. Не сегодня-завтра вновь соседушки России в горло вцепиться надумают. Турция ярится, волком глядит… А мне ахать, мол, женщина слабая… Знаю я этаких слабых. Мы на вулкане сидим, а она, тварь, золото французское, польское, не стыдясь, гребет за подлую игру против Отечества твоего! Что скажешь, гусар? Ты вот до сей поры при имени Пугачева содрогаешься! А эта Пугача нам тяжче обернуться может… Проходимка бесстыжая!

– Граф, но ведь из-за глупости, ведь женщина…

Орлов и слушать не стал.

– Женщина? А коли баба, так бабьими делами занимайся, а влезла в мужскую игру, так изволь и отвечать по-мужски! Не хочу бред твой слушать и говорю с тобой лишь потому, что друг ты мне. Ты, дружок, припомни Димитрия-самозванца! Тоже ведь, поляки замешались. А потом что было? А? Новой самозванки хочешь? Новой смуты? Елизаветы Второй желать изволите?!