Нина Шнирман - Счастливая девочка растет

— Нет, это не формализм! — И тут у Ёлки становится костяное лицо.

— А что это? — опять спокойно спрашивает Папа.

— Принцип! — Ёлка говорит спокойно и холодно. — Это вопрос принципа!

— Объясни, пожалуйста, нам, — и у Мамы тоже становится костяное лицо, — суть этого принципа!

— Суть этого принципа очень проста! — Ёлка говорит сухо и как-то… жёстко, как с совсем посторонними и неприятными ей людьми. — Человек не может сам взять и стать пионером. Его должны туда принять! И он должен произнести пионерскую клятву!

Мамочка смотрит на Папу, Папа смотрит на Маму, и у них обоих такой странный, необъяснимый взгляд — ну… как будто всё кончено, очень серьёзное будто произошло… и ничего нельзя поправить.

Анночка смотрит то на меня, то на родителей, то на Ёлку — она очень волнуется! Бабушка сидит, закрыв лицо руками. А мне вдруг становится так плохо в груди — я никогда, никогда не видела, чтобы в нашей семье кто-то с кем-то разговаривал как с врагом! И мне хочется крикнуть: «Не надо! Не надо!!!»

Мамочка встаёт и говорит почти обычным голосом:

— Уже поздно, девочки, пора спать! Всем спокойной ночи! — И, проходя за буфет, в их спальню, добавляет: — Нинуша, на минуточку зайди!

Я встаю и прохожу в их спальню за буфетом. Мамочка садится на кровать, сажает меня рядом, обнимает и говорит:

— Извини, родная, я не смогу выполнить своё обещание!

— Ничего, Мамочка, всё хорошо! — Мне так хорошо, когда Мамочка меня обнимает — не хочу ни о чём думать, особенно о плохом.

— Иди, милая, уже поздно! — И Мамочка целует меня.

Я бегу, целую Папку в щёку, он гладит меня по голове, бегу на кухню — Бабуси там уже нет. Подхожу к окну, а за окном ещё не совсем темно. Я разглядываю дерево — на нём много листьев, двухэтажный дом, в котором живёт влюблённый мальчик, в доме, на обоих этажах, темно. Я думаю: какой разный вид из окна утром и вечером! И вспоминаю, как Мамочка посмотрела на Папу, а Папа посмотрел на Маму, и понимаю: это какой-то очень большой, холодный и скверный «диван».

Да ладно, думаю, обойдусь без салюта!

Как я рада — Папка в этом году смог достать три путёвки и мы едем в лагерь втроем! Анночка радуется, но немножко волнуется — я понимаю, ведь для неё это всё в первый раз! И я ей всё рассказываю заранее — как надо делать кровать, где мы умываемся, как бежать на линейку, какая у нас столовая, как надо заранее подумать, если холодно, сходить в камеру хранения и взять что-то тёплое, как мы будем петь у костра и какая у нас хорошая пионервожатая Наташа. Но самое главное, объясняю я ей, это то, что мы всегда будем вместе — значит, у неё не будет никаких сложностей.

— А вдруг меня куда-нибудь запихнут? — говорит она с тревогой.

— Как это… запихнут? — Я очень удивилась.

— Ну я же младше тебя на два года, а ты рассказывала, что отряды — по возрастам. Вы же с Эллочкой всегда были в разных отрядах!

Анка очень умная, но я её успокаиваю:

— У нас с Эллочкой три года разницы. Кроме того, я — председатель совета отряда, всё там переверну, но ты будешь в моём отряде!

Входит Мамочка и, наверное, слышит последнюю фразу.

— Нинуша! — говорит Мама. — А ведь если Наташи не будет, ты вряд ли будешь председателем совета отряда.

Я вздрагиваю — действительно, если Наташи не будет — а это очень грустно, — то я, конечно, не буду… Да, но я уже очень большая… Соня вряд ли там будет… И самое главное — со многими людьми, почти со всеми, можно договориться, и мне кажется, что у меня это получается!

— Мамочка, но Тася там будет наверняка! Она ко мне очень хорошо относится — всё будет хорошо! Я рада, что всё будет хорошо в любом случае — я в этом уверена!

— Да, Тася действительно к тебе неравнодушна! — смеётся Мама.

И опять был перрон, поезд, в вагоне Наташа обнимала уже и меня и Анночку — она ей очень понравилась. Мы приехали в лагерь, и нас запихнули не в палатку, а в дом. А это хорошо — там тепло и простыни не становятся влажными и мерзкими!

Наташа ещё в поезде «выбрала» меня председателем, а сейчас надо было выбирать звеньевых — в три звена, — правда, зачем всё это нужно, кому нужны эти звеньевые — непонятно, но так всегда делается. И тут я подумала: а что, если сделать Анку звеньевой? Тогда вообще никто не посмеет на неё косо посмотреть! Я говорю Наташе:

— А что, если мы выберем Анночку звеньевой третьего звена — младшего?

Наташа говорит:

— Конечно выберем — она такая чудная девочка и умная!

Выбрали Анку звеньевой — и тут произошла одна неприятность. В палатке мы спали все вместе — весь отряд. А здесь комнаты на восемь — десять человек — одно звено. И я почему-то должна спать с первым звеном — так полагается. Таким образом из-за моей глупости Анка попадает в другую комнату — хоть она и в этом доме, и рядом, но она спит в другой комнате! Анночка очень расстроилась, я её утешила, говорю:

— Да я вообще от тебя не отойду, пока ты не заснёшь! — А сама думаю: ведь первый раз будет ночевать «не дома»!

Первые три дня всё было очень хорошо — мы в лес ходили, потом убежали втроём, и мы с Ёлкой показали Анке Бабушкину поляну. Анка каждому цветку радовалась, каждой бабочке! А на четвёртый день подходит ко мне Наташа, у неё смущённое лицо, и она говорит:

— Ниночка, нам с тобой посоветоваться надо, понимаешь, ко мне сегодня подошли девочки из Анночкиного звена и говорят: «Наташа! Зачем нам нужна звеньевая, которую спать укладывают?» Что будем делать?

У меня сердце сразу тук-тук-тук — ах вы, чертовки, думаю! Но потом сразу успокоилась, я даже не говорю теперь себе: «Нина, сядь!», я просто говорю про себя твёрдым голосом: «Нина!» — и… успокаиваюсь.

Я так спокойна, даже улыбаюсь, — и говорю Наташе:

— Это моя ошибка — не надо ей быть звеньевой! Она очень умная, но ещё даже в школу не ходила — с сентября пойдёт сразу во второй класс! Но она никогда не была в большом коллективе… в смысле — детском коллективе. Давайте выберем другую звеньевую… но Анночку переведём в мою комнату!

— Ты умница! — говорит Наташа. — Пойду с завхозом поговорю, чтобы кровать перенесли… и там всякие формальности. Ты настоящая умница! — И она уходит.

Когда я вижу, что она действительно пошла к завхозу, я мчусь в наш дом, вхожу в Анночкину комнату: грустная Анночка сидит на своей кровати, все девочки в другом конце комнаты, в кучке, — мне сразу всё понятно!

— Анночка, — говорю спокойно, — пойди, пожалуйста, в мою комнату, я скоро туда приду.

Анночка встаёт, выходит, а я спокойно, но уже совсем другим голосом говорю:

— Девочки, подойдите ко мне, надо поговорить!

Девочки подходят, лица у всех озабоченные и немножко тревожные, только у одной маленькая ухмылочка на лице. Я сразу почему-то думаю: это она всё затеяла и она станет звеньевой!