Михаил Колосов - Новые крылья

Дома было и разговоров, и впечатлений, как после спектакля.

Теперь моя Таня только об одном говорит. Мне это немного неприятно. Недозавтракав, сбежал в театр.

А чего я жду? Каждый раз особого приглашения? Что если просто самому придти?

Еще раз перечел то стихотворение в Таниной тетрадке. Есть в этом что-то такое, о чем я боюсь думать.

Конечно, я и сам мог бы пойти. Да и не только в «Кошку» заявиться, а даже и дорогу мог бы вспомнить и как-нибудь, так, запросто нанести визит. Только что я для него? Да и сам-то я что же? Так бы вот просто взять и пойти, к чему эти глупые сомненья? От чего они?

Поздно вечером после работы заглянул в «Одинокую кошку». Из знакомых никого не увидел. Господи, и зачем только заходил!

Ходил в баню на девятую линию. А разве я ожидал кого-то там встретить?

С Таней в церковь. И скука целый день. Ни визитов, ни записок. Ничего.

Прогулки ради прошел до ресторана Палкина и возле него еще прогулялся в окрестностях. Кажется, видел дом, в котором живет господин Демианов, но зайти не решился. Ни к чему вроде бы.

В театре столкнулся с говорившими между собой, Супуновым и Демиановым, мне показалось, что они ссорились. М.А. мне очень обрадовался. Я тоже был очень рад его видеть. У них, оказывается, сегодня какой-то домашний вечер. М.А. будет петь и читать что-то новое. Он позвал приходить с Таней.

Вечером я, не заходя домой, отправился на квартиру к Демианову. Не знаю, почему не взял я Таню. Без нее как-то свободнее. Может быть, в другой раз.

Оказалось, что сегодня именины племянницы М.А., но детский праздник устроили отдельно, а взрослая компания собралась в гостиной. Сестра М.А. полная приятная женщина, совсем на него не похожа.

И в семье-то он ни на кого не похож, что уж о прочих говорить.

М.А. пел и читал стихи, потом играл на фортепьяно и все танцевали. Потом, в самый разгар уже веселья мы вдвоем с ним вышли курить. Я рассказал ему о своих планах на самообразование, что только планами они и остаются, что никак не удается взяться за ум, что как только начинаю, тут же и забрасываю. Он кивал, улыбался, а потом предложил заняться со мной и спросил, чем я желаю. Я почему-то сказал французским. Он посмотрел пристально, потом отвернулся к окну и сказал: «Французским? Прекрасный выбор. Вот вам первый урок: je vous aime» [2] Я вас люблю (фр.) . Он взял мою руку в свою, я не отнял. Он хотел обнять меня и приблизился. Мне стало страшно неловко, я вырвался и убежал.

Целую ночь я не спал. Как глупо, как нелепо все вышло. Я должен был держать себя в руках, объясниться и не обидеть такого человека. Вероятно, мы никогда больше не будем видеться. Даже если встретимся случайно, нам обоим будет неловко. Что я наделал!

Послал Танюшку, сказать в театре, что болен. Мне и вправду нездоровится, весь день не вставал.

Когда мама сказала, что ко мне посетитель, справляется о здоровье, я, конечно, подумал что из театра пришли. А это Михаил Александрович! Напрасно я думал, что при первой же встрече сквозь землю провалюсь, только удивился очень. Честное слово, я его никак не ожидал! Он сказал: «Лежите, не беспокойтесь» и сел на стул возле кровати. Помолчали немного, а потом М.А. просто так и душевно говорит: «Не сердитесь на меня ради бога, а французским давайте, все же, будем заниматься, я вот и книгу принес». И улыбнулся робко так, даже просительно. Я чуть не расплакался. Хотел, было, кинуться что-то объяснять, но смешался только и запутался. Мы смотрели друг на друга и улыбались. Был у нас и первый урок. Очень весело.

На работе все интересуются здоровьем. А что я скажу? Здоровье мое улучшилось и на душе хорошо.

Встретились возле театра, гуляли, обедали. Теперь моя мысль во мне окончательно оформилась. И вполне я бы мог объясниться. Сказать ему, как сразу, если не понял, то почувствовал, что это любовь. Как недолго отвергал это чувство, а почти тут же смирился и поддался ему. Как очень ценю и понимаю, что важнее его теперь нет для меня человека. Но только вот одного я не могу. Никак не могу, и нет никакой возможности себя пересилить. Духовную сторону вопроса я вполне принимаю, но не физическую. Сказать: «Простите, я вас тоже люблю, но никак не могу с вами так…» Вполне мог бы сказать я это. Но всё как-то ни к чему. Не станешь же говорить ни с того ни с сего, так, после слов, что обед был хороший.

В первый раз зашел к М.А. в 11. Сказали, еще спит. Я прошелся часа два, зашел снова — нет дома. Что же это? Глупо было бы принимать на свой счет. Но я немного беспокоюсь. Хотел идти искать, но раздумал, не так уж много мест я могу предположить, ошибусь почти наверное.

М.А. заходил в театр ко мне и к Супунову. Курили и болтали на лестнице. Мне хотелось немного поговорить наедине, но художник все никак не уходил, а потом меня позвали работать.

Стараюсь аккуратно готовить уроки, которые дает М.А. Он придумал писать мне французские записки. Я уже четыре с посыльными получил. Ничего в них такого нет. Что он думает о том вечере? Обижен ли на меня? Расстроен ли? Спросить я не посмею, а догадаться никак нельзя.

День и ночь думаю об одном. В сущности, подобное признание выговорить непросто. А получить отказ, такой нелепый, стыдный даже! И после, как ни в чем не бывало, смеяться и вместе обедать. Что это может значить? Как мне понимать? «Дорогой друг, между нами произошло недоразумение характера обыкновенного, со мной такое случается сплошь и рядом. На нет и суда нет. Я не подразумевал ничего серьезного. А только зря вы испугались, миленькое бы вышло приключение». Или же: «Друг мой, вы мне дороги бесконечно! Я вас ценю и понимаю. И никоим образом не хотел вас оскорбить. Простите мне мою неловкость, и останемся по-прежнему друзьями. Потому что важно для меня быть подле вас, пусть даже любя и не обладая». Так как же мне понимать? Вероятно не так и не эдак, а на деле что-то третье, совсем простое.

Дома и на работе то же. Все перемены только у меня внутри.

Наша дружба начинает обзаводиться привычками и обыкновениями. Есть уже у нас и «наш» столик и «наша» скамейка и Палкин «наш». Подумать только! Так еще недавно мы были незнакомы, и, встретившись в нашей бане, были вовсе друг другу чужие.